Как политик, Кольбер показал себя более сильным и ловким, чем Фуке. Наблюдательный Жан-Батист изо дня в день подбирал компрометирующие Фуке материалы, ждал своего звездного часа, чтобы нанести удар по противнику. Одновременно он разрабатывал программу, которую будет осуществлять, придя к власти. Она представляла собой создание новой финансовой системы, сокращение раздутого судейского аппарата, корректировку социальной структуры французского общества. По его мнению, в королевстве должен вырасти удельный вес полезных профессий — торговцев, мануфактуристов, людей, занятых в сельском хозяйстве и в военном деле. В результате можно будет содержать большую армию, обновить крепости, построить мощный флот, восстановить торговлю и промышленность. Первый министр все это ценил и не только доверил Кольберу исполнение своего завещания, по которому все состояние переходило в руки Людовика XIV, но и рекомендовал его королю. После смерти Мазарини управление всей Францией, кроме армии, находилось в руках Кольбера.

После Фронды подлинной страстью первого министра Франции продолжала оставаться внешняя политика. Его умелая дипломатия была очень эффективной, хотя и не всегда понятной современникам. Мазарини пошел на крайне непопулярные для него меры, сблизившись с Кромвелем. В это время появилось немало памфлетов, авторы которых требовали заключить Мазарини в тюрьму за разрешение ногам английского солдата ступать по земле Фландрии (современная Бельгия) недалеко от франко-фландрской границы. Советники кардинала заговорили даже об опасности новой Фронды. Мазарини очень рисковал, но понимал, что только союз с сильной в военном отношении кромвелевской Англией может заставить Испанию пойти на мир с Францией на более выгодных для последней условиях.

Одновременно много внимания первый министр уделял дипломатии в германских землях. Император Фердинанд III хотел помочь Мадриду и угрожал послать свои войска в Нидерланды и Италию. Большинство же немецких князей, как протестантских, так и католических, не желало развязывания новой войны. Их стремление совпадало с политикой Мазарини, и в августе 1658 г. ряд князей создали Рейнский союз — совместную оборонительную организацию для защиты Вестфальских соглашений 1648 г. Франция присоединилась к Союзу, стала его казначеем и главным поставщиком солдат в его армию. В процессе создания Рейнского союза в апреле 1657 г. умер Фердинанд III. Его наследнику эрцгерцогу Леопольду было всего семнадцать лет. Мазарини попытался воспользоваться ситуацией и в короткий период лета 1657 г. стремился выдвинуть Людовика XIV в качестве кандидата на имперский трон. Если этот план сработает, как почти серьезно надеялся честолюбивый кардинал, он сам вскоре сможет надеть папскую тиару, что станет блестящим завершением его карьеры.

Как видно, и великий политик может быть иногда мечтателем. Император-немец был ближе территориальным князьям, и именно Леопольд I был избран в июле 1658 г. императором Священной Римской империи. Но срыв амбициозных планов Мазарини не был промахом его дипломатии. Идея добыть престол Священной Римской империи для молодого французского короля была всего лишь запасным вариантом дипломатических комбинаций. Альянс же с Англией, создание Рейнского союза и особенно Пиренейский мир с Испанией 1559 г., принесший Франции южные земли Руссильон и Перпиньян, создали систему безопасности французских границ и утвердили политическую гегемонию Франции в Европе.

Не подлежит сомнению, что политика составляла основу жизненного поприща кардинала Мазарини. Но редко получается так, чтобы у людей подобного рода политика гармонично сочеталась с личной жизнью и интересами.

Джулио Мазарини любил свою семью. Точнее, их у него было две — семья итальянская и семья французская, которые благодаря ему сливались воедино. Итальянская семья была очень большой, и связи между ее ветвями постоянно поддерживались, как это всегда принято у итальянцев. У Пьетро Мазарини и Гортензии Буффалини было, кроме Джулио, еще пять детей. Все они, благодаря знаменитому брату, прожили свой век безбедно, и практически у всех жизнь сложилась вполне благополучно. Одна из его сестер и младший брат сделали церковную карьеру, а три другие сестры вышли замуж с неплохим приданым за богатых и знатных представителей итальянских фамилий. В семьях Мартиноцци и Манчини было много детей, и первый министр Франции обожал своих племянниц и племянников. Большинство из них делали карьеру и выходили замуж во Франции. У Мазарини не было собственных детей, но он от природы имел сильный отцовский инстинкт, что мешало его образу сильного политика. Кардинала критиковали французы, видевшие в проявлении нежных отцовских чувств и заботе по отношению к племянникам еще одну «итальянскую» черту своего первого министра.

Как и любого из политиков, долго находившегося у руля власти, Мазарини временами «заносило». Власть кружит голову и заставляет порой лелеять несбыточные планы и надежды. Своих племянниц он пытался сосватать даже в Англию: то за сына Кромвеля Ричарда, то за короля Карла II Стюарта. Но эти иллюзии очень быстро улетучились, оставив место рациональному политическому мышлению.

И сам кардинал, и его родные отличались правильностью черт, были красивыми людьми. Но красивейшей из всех была его племянница Мария Манчини. Она была лишь на год моложе Людовика XIV. Неудивительно, что, часто пребывая в ее обществе, молодой король влюбился. Черноокая Мария стала его первой юношеской любовью. Причем все было настолько серьезно, что Людовик попросил сначала разрешения у матери жениться на ней. Анна Австрийская в тревоге бросилась просить совета у первого министра. Она напомнила Джулио, как во времена баррикад и гражданской войны подвергала себя и корону опасности, чтобы его защитить, и потребовала от него в свою очередь отблагодарить ее. Он должен сделать все возможное, чтобы дать ей в невестки ее племянницу (т. е. испанскую инфанту Марию-Терезию), которая принесет в качестве приданого мир. Мазарини это понимал. И фактический правитель Франции, давно наблюдая за молодыми людьми и уже воображая себя породнившимся с Капетингами, все же выступил против этого брака. Конечно, он сделал это по чисто политическим причинам. Мазарини довольно долго убеждал своего августейшего воспитанника, что его племянница неподходящая жена по рождению и темпераменту для короля Франции. «Я Вас умоляю об этом ради Вашей славы, чести, служения Богу и ради благополучия Вашего королевства», — заклинал он короля. Людовик покорился. Позже Мазарини удовлетворенно отметил про себя, что ему больше доставляет удовольствия сама власть, а не происхождение или родство с королевским домом.

Кардинал был бы очень доволен, если бы смог спустя полстолетия после своей смерти спуститься на грешную землю и порадоваться успехам на политическом и военном поприще одного из своих внучатых племянников. Одна из его племянниц, Олимпия Манчини, была выдана им замуж за виконта Евгения Мориса де Суассона. Евгений Морис был сыном Томаса Франциска, князя Кариньякского, ставшего родоначальником Савойско-Кариньякского дома, и Марии де Бурбон-Суассон. Олимпия родила лишь одного сына — Евгения, который стал носить титул принца Савойского и необычайно прославился как талантливый полководец времен войны за испанское наследство (1701–1714).

Кардинал нежно любил свою французскую семью, состоявшую из двух человек — Анны Австрийской и Людовика. Анна и король отождествляли в своем лице французское королевство, и поэтому неудивительно с чисто психологической точки зрения, что Мазарини привязался к Франции всей душой и ревностно защищал ее интересы.