Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эти перчатки Алиса узнает где угодно.
– Матильда?.. – вымолвила она изумлённо.
Она откинулась на спинку стула, ошеломлённая.
Додо. Милый, преданный Додо. Самый разумный со всего чаепития. Всегда аккуратный. Вечно пытающийся заговорить о политике и гонках по кругу. Додо верил, что Алиса вернётся... и отправился прямо в лапы врага, зная, что Алиса его вызволит. Он рассчитывал на неё.
Конечно, Уиллард в действительности не был Безумным Шляпником, а миссис Погосьданхау была намного, намного приятнее Королевы Червей (наверное, во всяком случае, она никогда не делала зла Алисе с Матильдой). Хедстрю вовсе не был овцой на заклании, но в некотором смысле был таким же крупным и безобидным.
Двойники из другого мира обладали лишь самым поверхностным сходством.
И всё же...
Что, если, несмотря на все её раздражающие времяпрепровождения, лекции и упрёки, Матильда действительно думала, что поступает правильно? Что она просто наставляет безумцев на путь истинный? Что, если она пыталась управлять жизнью Алисы потому, что желала ей счастья (но только такого, каким оно виделось ей самой)? Причиной тому была не нехватка доброты или любви, а недостаток воображения. Она буквально не мыслила другого образа существования.
«Ещё будет время поразмышлять об этом», – сказала себе Алиса. Этот вопрос в самом деле заслуживал рассмотрения, но не тогда, когда ей предстояло спасти мир и разгадать тайну.
Последний снимок был настолько кошмарен, что Алиса чуть не выронила его из рук в ужасе.
На нём была троица. Гусеница, шотландский терьер и Мартовский Заяц.
Последний был покойником.
У Гусеницы был испуганный вид, словно ему вот-вот прилетит по лицу. Шотландский терьер кричал, глядя на золотые часы на конце цепочки, сделанной из жуков. А Мартовский Заяц... был неподвижен, бледен, с невидящими пустыми глазами и скрещенными на груди лапами.
Алиса издала вопль, не успев сдержаться.
Она и до этого знала, что бедняга умер. Шляпник ей рассказал. Однако это совсем не то же самое, что увидеть подобное ужасающее свидетельство собственными глазами.
Перед ней была фотография тёти Вивиан и двух адвокатов. Шотландский терьер – это Айви, Мартовский Заяц – Александрос.
Алиса вытерла слёзы, беззвучно стекавшие по лицу, пытаясь удержать увиденное в памяти. Быть может, Мартовский Заяц и был мёртв в том мире, но в этом он жив и здоров. Какая-то его часть осталась.
– Я должна вернуться, – прошептала она. – Я должна за него отомстить.
Она неохотно отодвинула фотографию в сторону.
До сих пор оставалось загадкой, для чего Кони понадобилась её камера. Ни на одном из портретов не было ничего компрометирующего. Алиса перебирала фотографии снова и снова, пытаясь увидеть что-нибудь новое.
– Как успехи, милая? – спросила тётя Вивиан, заглядывая в комнату для гостей, в которой Алиса изучала негативы. Она сдержала своё слово, трехъярусный чайный сервиз с бутербродами доставили племяннице нескольким ранее, и та уже опустошила его, не оставив ни крошки на тарелках и ни капли в обоих чайничках.
– Пожалуйста, расскажи, что ты видишь на снимке, – сказала Алиса устало. Она протянула тёте старый снимок Королевы Крестей, позирующей с палицей, воинственно поднятой теперь высоко над головой.
– О боже, это же госпожа Яо и её разбитая витрина, – сказала Вивиан, надевая пенсне. – Она держит кирпич, которым разбили стекло... или нет? О нет, это камень. На нём послание? Что там говорится? Слишком мелко для моих немолодых глаз, ещё и задом наперёд.
– Точно не помню. Какая-то чушь вроде «езжайте туда, откуда приехали». Собираюсь отнести снимок в газету. Хочу, чтобы о нём все узнали. Они уже забрали нескольких ребятишек (думаю, те даже писать по-английски не умеют). Их обвиняют в преступлении, ошибочно и безо всяких доказательств. Думаю, если как следует увеличить изображение, почерк выдаст личность преступника. О... – Алиса вдруг сообразила, что к чему. – Этот снимок вор и хотел украсть! Боялся, что он его скомпрометирует! И ему хватило глупости подумать, что он каким-то образом всё ещё внутри камеры!
– Гениально! Ты настоящий Дюпен! – воскликнула тётя Вивиан. – Но... кому было известно о существовании этой фотографии? Помимо госпожи Яо и тебя самой, разумеется.
– Только моей сестре и Хедстрю и... – А у большого, безобидного, как овца, Хедстрю был большой, болтливый, как у овцы, рот. Пускай Хедстрю и не имел намерения причинить им кому-либо вред. – Всем, кому рассказал Хедстрю, а значит, наверняка каждому. Признаться, тётя Вивиан, я вполне уверена, что грабителем был Ричард Кони. Когда я пришла в себя, он возник изумительно быстро (и сразу с полицейским за компанию) и, судя по всему, уже знал о краже.
– О-о-о, прелестно, – произнесла тётя Вивиан с суровой улыбкой во все тридцать два зуба. – Отнеси фотографию в газету, и люди сообразят, что к чему. Кони, или кто другой совершил это преступление, думаю, в Кексфорде ему теперь будут не рады. А может, и Рэмсботтому вместе с ним! Ты уже идёшь в редакцию? Мне бы не помешало прогуляться. Судя по твоему виду, тебе тоже. Ты так долго пробыла в тёмной комнате, что стала бледной как поганка. Подожди, сейчас прихвачу шляпку и трость.
Тётя Вив не из тех, кому говорят «нет», она была силой природы, когда того требовали обстоятельства. Чего Алиса действительно хотела, так это лечь и проспать тысячу часов (и, если повезёт, проснуться в Стране чудес).
И всё же она встала, привела в порядок рабочее место и наконец собралась с силами, чтобы встретиться с тётей у входной двери. Как вдруг та распахнулась и внутрь ворвался мистер Уиллард.
– Я это сделал! – объявил он важно. Бледно-голубые глаза сверкали, а производящая неизгладимое впечатление улыбка обнажала ряд чрезвычайно квадратных, необычайно ровных жёлтых зубов.
– Сделали что, мистер Уиллард? – спросила тётя Вивиан, входя в прихожую со шляпкой (одним из его творений, на ней было несколько птиц) и тростью с серебряной рукоятью в форме волчьей головы.
– А как же: то, что вы мне посоветовали. Выдвинул свою кандидатуру на пост мэра нашего прекрасного города! – Он отвесил низкий, изысканный поклон.
– О! Отличная новость, мистер Уиллард, в самом деле отличная! – сказала тётя Вивиан удивлённо. Она энергично пожала ему руку. – Я очень, очень