Казалось, Торндайк пытался вновь сосредоточиться, а Мерси, заметившая его состояние, оглядывала скрытые в полутьме полки, соображая, есть ли там ещё ножницы, готовые к нападению.

– Малахайд появился на свет из-за моего отца и написанных им историй, однако другой причиной, по которой он возник, несомненно, стала библиомантика. Я не контролировал себя, вокруг меня не было ни одного человека, у которого я мог бы спросить совета. Только после смерти отца я узнал, что на свете есть и другие люди, похожие на меня, и нашёл себе учителя, который научил меня, как управлять моим талантом и пользоваться им. Я развил и укрепил его, научился держать в узде. Только от Малахайда мне так и не удалось отделаться, поэтому иногда он по-прежнему берёт надо мной верх и творит то, что делают ему подобные: мечтает ненавидеть, унижать и причинять боль, записывает свои мечты и публикует их для тех, кому они по вкусу, для масс, безнадёжно погрязших в болоте душевной низости.

Мерси прислушалась к себе, не сострадает ли она Торндайку: нет, сострадания не было, было лишь отвращение. Торндайк считал, что он вправе навязывать другим свои представления о «правильной» литературе: в этом смысле он был не лучше своего отца. Перед её внутренним взором снова ясно возник устрашающий механизм, установленный в большом зале особняка Торндайка, бледное лицо мальчика, которого подвергли действию этого механизма, и бурные аплодисменты Ложи.

– И вы хотели уничтожить Флоренс, потому что она наживалась на историях Малахайда так же, как ваш отец – на своих собственных?

Торндайк покачал головой.

– Она просто наткнулась на правду. Вы сами, мисс Амбердейл, навели её на мысль выяснить, что представляет собой Малахайд на самом деле, и она стала проверять все рукописи, все договоры, всю переписку в поисках фактов. Она очень внимательная женщина, эта мисс Оукенхёрст, и её поиски дали результат. Она обнаружила некую связь между Малахайдом и мной. Надо вам сказать, Малахайд никогда не был слишком осторожен. Он любил опасность и риск, и, я полагаю, он бы не возражал, если бы когда-нибудь вся правда о нём всплыла наружу. Мои страдания радуют его точно так же, как я от всей души желаю ему всяческих напастей.

Интересно, это ли Флоренс хотела сообщить Мерси, когда приглашала её на чай?

– Я не мог допустить, чтобы мисс Оукенхёрст обо всём узнала и предала мою жизнь огласке. – Торндайк удручённо улыбнулся. – А что касается вас, – что ж, вы стали невольной свидетельницей нашего превращения. Никто не должен был знать о нём. Поэтому, хотя я весьма сожалею об этом, вы обе должны умереть. Вы умрёте здесь и сейчас, Флоренс Оукенхёрст – на больничной койке. Обещаю вам, что она ничего не почувствует, если не будет сопротивляться. Что же касается вас, боюсь, мне сложно представить, чтобы вы отказались от сопротивления.

– А Птолеми? – спросила Мерси.

– А что с ним?

– Почему вы убили его?

Торндайк наморщил лоб:

– Я не виновен в смерти Птолеми. Разве вы до сих пор этого не поняли?

– Тогда это не вы убили Джезебел и похитили Филандера?

– Конечно нет. Про барышню по имени Джезебел я слышу впервые. – Его лицо прояснилось: – Ах, мисс Амбердейл, вы думаете, что, если уж я явился к вам, я способен ответить на все ваши вопросы?

Левая рука Торндайка покоилась на его сердечной книге, правой же он приглашающе махнул одной паре ножниц. Мерси кинулась в сторону, в то время как ножницы ринулись на неё с полки – серебристая молния, траекторию которой она едва могла отследить. Лезвие воткнулось в корешок одной из книг, стоявших на полке позади неё, издав при этом глухой треск. Этот треск эхом отразился от стен лавки.

Торндайк вздрогнул, словно его вдруг ударили: библиомантам, портившим книги, грозила потеря дара. Каждая книга, пострадавшая по его вине, причиняла Торндайку физическую боль.

Следующие ножницы, направленные на Мерси, приземлились на расстоянии ладони от девушки. Везде в лавке стояли и лежали книги, некоторые стопки были высотой с пятнадцать-двадцать томов, и Мерси не оставалось ничего другого, как использовать их в качестве укрытия. Каждая следующая пострадавшая книга усиливала чувство вины в ней. Все книги Валентин отбирал собственноручно. Даже понимая, что спасает свою жизнь, Мерси воспринимала происходящее так, как будто она коваными сапогами топчет память о приёмном отце.

За следующие минуту-две Торндайк выпустил в Мерси ещё две пары ножниц. Мерси отражала их нападение слабыми ударными волнами, которые меняли траектории их полёта, но одновременно скидывали на пол книги, лежащие на одном из столов. Ни одна из книг не порвалась и не развалилась, тем не менее Мерси ощущала сильную отдачу, как будто ей заехали ногой в грудь. Её противник, похоже, тоже начал сомневаться в том, стоит ли сражаться в полную силу в окружении стольких книг.

– Нужно ли напрасно разорять лавку? – произнёс он, причём Мерси показалось, что тем самым он предлагает ей сдаться и добровольно дать себя убить. Впервые она засомневалась в том, кто же из них двоих сумасшедший, Торндайк или Малахайд. Возможно, Торндайк замахнулся на Флоренс с ножницами в руке и при этом неожиданно превратился в Малахайда. Вероятно, когда Мерси неожиданно появилась у Флоренс, Малахайд скорее растерялся, чем разгневался. Да, Малахайд напал на неё, но, с другой стороны, это была прежде всего самозащита. В отличие от нападения Торндайка на Флоренс с целью прикончить её.

«Торндайк теряет над собой контроль», – подумала она. Но могла бы она обратить его превращение в Малахайда здесь и сейчас в свою пользу? Малахайд не был библиомантом и не стал бы церемониться с лавкой и её библиотекой. Хрен редьки не слаще.

Подняв с пола упавшие ножницы, Мерси выставила их перед собой, словно кинжал, и, держась возле стены, снова направилась к задней комнате, удерживая Торндайка в поле зрения.

– Вам не удастся сбежать, мисс Амбердейл.

– Что вы собираетесь делать? – спросила она. Ещё три шага до прохода. Она слышала шорох и стоны. Там, внутри, Темпест отчаянно пыталась освободиться от пут.

– Сначала уничтожить вас, потом девочку. Что мне ещё остаётся?

– И вы думаете, никто не обвинит вас в этом?

– У вас есть могущественные враги. У старой китаянки длинные руки, её власть простирается далеко за пределы Лаймхауза. Все это знают.

Она добралась почти до двери, когда с Торндайком что-то произошло. Это было не полное превращение, лишь проблеск другой личности, знамение того, что случится в скором времени – и, возможно, перехват контроля, всплеск гнева, который Торндайк мечтал укротить. Однако укротить своё второе «я» он был неспособен. Его глаза, казалось, запали, на черты лица пала тень.

– Вы идиот, Торндайк. Вы действительно считаете, что Малахайд – плохой человек только потому, что он воображает себе насилие и изливает свои истории на бумагу с помощью пера и чернил? Как же тогда следует судить того, кто травит ножницами живых людей? Вы пытаетесь убедить себя в том, что ваша совесть чиста, потому что у вас есть веская причина, по которой вы творите то, что творите? – Мерси пренебрежительно фыркнула. – Малахайд знает, что он собой представляет, и не притворяется. Вы же – вы просто завравшийся старик, который сам себе морочит голову.