— Вы оба правы, — сказал Кармайн, улыбаясь. — Да, они должны были умереть внезапно, даже официанты. Не сразу после банкета, но, может быть, два или три месяца спустя. Улисс ждал последствий неосмотрительности Эрики, но ничего не происходило. К концу четвертого месяца Улисс, должно быть, вздохнул с облегчением. Опасность миновала, не придется пускать в свой уютный мирок пронырливых копов. И тут, двадцать девятого марта, он получает письмо Эвана Пью. Вот уж действительно — рыбак рыбака видит издалека. Еше один подлый ублюдок.

— А не мог Пью послать письмо Эрике? — спросил Кори.

— Нет. Ее пьяная болтовня действительно не имеет значения. Рукопожатия со Сталиным и поцелуйчики с Центральным Комитетом — полная чушь. Если бы кто-либо вздумал ее обвинить на этом основании, она рассмеялась бы ему в лицо и представила все

шуткой. Важнее то, что она шипела на ухо Дезмонда Скепса. Про предателя внутри «Корнукопии». Уверен, она назвала его имя, — сказал Кармайн.

— Но почему Эван Пью ждал четыре месяца? — недоумевал Эйб. — Я еще могу понять Улисса, но что мешало Эвану Пью?

Напротив Кармайна на стене висела дешевая картонная репродукция увядшей белой лилии в вазе — единственная попытка Микки Маккоскера украсить кабинет. Повинуясь внезапному порыву, Кармайн встал, в сердцах сорвал картину со стены и запихнул в пустую корзину для бумаг.

— Ненавижу ее, — пояснил он своей ошеломленной команде, удовлетворенно потирая руки. — Микки говорит, она напоминает ему его жену в первую брачную ночь, правда, не уточнил, какую из жен именно.

Он снова сел.

— Думаю, дело в характере Эвана Пью. Он с удовольствием выслушал злобный монолог обиженной Эрики, потом вернулся в Парацельс-колледж, затеял какую-то другую пакость и совершенно позабыл события за столом номер семнадцать. Возможно, и не вспомнил бы, если бы не его величество Случай. В конце марта журнал «Ньюс» опубликовал статью о коммунистических лидерах со времен больших чисток в конце тридцатых. Журнал поступил в продажу двадцать шестого марта, Майрон купил экземпляр, когда летел в Холломен знакомить нас со своей новой возлюбленной, Эрикой Давенпорт. Он был в восторге от статьи и говорил, что я непременно должен ее прочитать. Мне было не до того: на нас висели двенадцать убийств.

— Мой Бог! — воскликнул Кори. — Ее прочитал Эван Пью!

— Да, и, по-видимому, слова журналиста перекликались с тем, что рассказывала о членах Центрального Комитета Эрика. Это заставило его вспомнить и то, что она шипела Скепсу на ухо. «С-с-с да с-с-с», как сказал Барт. Полагаю, это существенно, — много «с». Только подумайте, как нам повезло! Спустя пять месяцев после банкета фонда Максвеллов мы нашли идеального свидетеля! Профессия приучила Барта замечать мелочи, и главное — помнить их.

— Эрика сказала Скепсу, кто Улисс?! — воскликнул Эйб. — Невероятно!

— А Эван Пью это запомнил.

— Значит, имя было ему знакомо? — предположил Кори.

— Вряд ли, — сказал Кармайн. — Достаточно и того, что имя известно. Пью был студентом-медиком, круглым отличником. Он умел работать с информацией. Когда вышла статья, он, вероятно, решил, что все праздники наступили разом. Выпал шанс — подразнить и помучить кого-то, кто рисковал больше, чем деньгами. Деньги как таковые были Эвану не нужны. Кстати, одна из самых больших странностей этого дела заключается в том, что деньги вообще никого не интересовали.

— Эван Пью отослал письмо, — вставил Эйб.

— И Улисс был вынужден уничтожить всех, кто имел отношение к столу номер семнадцать, — добавил Кори.

— Меня вот что смущает, Кармайн, — нахмурился Эйб. — Не проще ли шпиону было нанять киллера в другом штате и заказать ему всех разом? Зачем этот спектакль? Яд, инъекции, стрельба на улицах, изнасилование, нож, подушки. Он что, смеется над нами?

— Скорее, пытается заставить нас думать, будто убийства не связаны друг с другом, — сказал Кармайн. — Да, самомнение у него размером с Токио, но Улисс не позволяет ему взять верх. У парня, должно быть, звание полковника, а то и генерала КГБ — в его действиях холодный расчет, он не красуется как политик. Ему нужно исправить ошибку Эрики Давенпорт. Мы должны исходить из того, что сам он ошибок не допускает, и Эрику скорее всего себе в напарники не выбирал, — просто у Москвы не было другой кандидатуры. У женщин свои слабости, ребята. Они влюбляются не так, как мы, поэтому мужчинам трудно их контролировать.

— То есть Улисс выбрал разные способы убийства в надежде, что это собьет нас с толку, — задумчиво сказал Эйб.

— Точно.

Последовала пауза, которую прервал Кори:

— Меня удивляет еще кое-что, Кармайн.

— Что же?

— Почему он не убил Барта?

— Могу лишь предположить, — неуверенно сказал Кармайн, — что о гробовщике Эрика не знала. Тихий мужчина на противоположной стороне стола, за толстяком. Если она не обратила внимания на гостей, когда подходила к столу, то могла вообще его не заметить. А она не обратила, потому что была пьяна. Интересовал ее только Дезмонд Скепс. Хотя не исключено, что Эрика видела Барта, но он такой неприметный тип, что минуту спустя она забыла о его существовании. Одно я знаю наверняка — если Барт еще жив, то только благодаря тому, что Улисс л ибо не знает о еще одном человеке за столом, либо не смог установить, кто он.

— Барта нужно взять под охрану, — сказал Кори.

— И тем самым выдать его с головой? Почему, вы думаете, я пообедал с ним открыто и даже проводил до здания «Муската»? Со стороны мы выглядели не как детектив и свидетель, а как два старых приятеля, которые давно не виделись. Я раньше жил в «Мускате», и Улисс наверняка это знает. Могут же у меня там остаться друзья?

— Значит, не охранять, — произнес Кори, мысленно вычитая баллы из своих перспектив стать лейтенантом.

— А что Нетти? — глухо спросил Эйб.

Полицейские перекинулись тревожными взглядами. Кармайн пожал плечами.

— Будем надеяться, в винном погребке «Баффо» сегодня было чем поживиться. Есть неплохие шансы, что обед с эмансипистками затмит Барта. Интересно, была ли в меню Полина Денби?

— Тогда, — сказала Кори, — кто увидит Нетти — ни слова о Барте.

* * *

На следующий день Кармайн, Дэнни Марчиано и Джон Сильвестри должны были присутствовать на одной из «церемоний» мэра, как их назвал комиссар. Итан Уинтроп был истинным коннектикутским янки по рождению и шоуменом по темпераменту. Ему чрезвычайно нравилось быть мэром, так что свое правление он обставлял такой помпой и важностью, какую только могли стерпеть члены городского совета. А стерпеть они могли много — во-первых, Итан здорово сумел нагнать на них страху, во-вторых, покуда они пользовались полагающимися им льготами, остальное их мало волновало. Таким образом, средние школы Тафта и Тревиса получали крупные субсидии для своих оркестров, и все были довольны: школы получали призы на всех музыкальных соревнованиях, а мэр мог наполнить воздух Холломена превосходной духовой музыкой во время своих церемоний.