Нэины изыски, в которые она обрядила его провинциальную дикарку, поражали его настолько, что даже сейчас он забыл о распоряжении строгого шефа, приникнув к её маленькой, русалочьей своей полупрозрачностью, груди. Она обняла его со страстной готовностью, но Антон опомнился.

— Быстрее одевайся! Шеф придёт в лабораторию знакомиться!

— Шеф? — спросила она, безразличная к самому факту появления некоего шефа, но раздосадованная тем, что этот «шеф» помеха их любви. — Он какой? Злой? Старый?

— Не старый. Но суровый. Может тебя и напугать. Но ты не пугайся. Я же с тобой буду.

— Я, чтобы боялась тут кого-то? — тон был высокомерен, и это удивило его. Завязав свой пушистый хвост на макушке ярким шарфиком, она ещё и приколола сбоку блестящую заколку. Всё это черпалось в закромах Нэи. Она наряжала её как свою любимую куклу. Или у этой женщины проснулся невостребованный материнский инстинкт. Но Икринке неожиданно игры в маму-дочку пришлись по душе. Хотя и разница-то у них десять лет всего лишь, если не меньше.

— Там в лаборатории тебе надо будет надеть на себя униформу. Так тут принято. Такой серебристый халатик. Он нужен для официоза. Понимаешь? Все обязаны проходить визуальный контроль у того, кто заведует режимом секретности. Без этого в «ЗОНТе» нельзя. В других местах можно, но это режимный объект. Тут не может быть случайных людей.

Они успели вовремя. Хотя Икринка умышленно возилась и тянула время, изводя Антона. В пустой лаборатории они стали целоваться. Венд возник, как привидение, бесшумно. Открыв панель-вход, он стоял и таращился ослеплённым филином.

— Что это значит? — спросил он с диким каким-то выражением в глазах. Мимика у него всегда была под контролем. — Ты откуда, Чудо Вселенское? — Антон отметил его грубое «ты». Она небрежно пожала плечами, не удостоив его ответом. Он прошёл в лабораторию и схватил её за плечо.

— Как посмела?! — и с бешенством воззрился на Антона. — Ты как посмел, блудный кот?

— Что? — опешил Антон от его оскорбления. Они перешли на русский язык. — Моя новая лаборантка. Это моё право. Меня та не устраивает.

— Без моего ведома? С ума, что ли, сошёл? Где нашёл её?!

— Да я всё проверил. Её жетон в системе контроля. Она…

— Где нашёл её?!

— Но ведь многие берут себе девушек для работы, даже из-за стен…

— Для чего? Для какой работы?

— Она лаборантка, к чему вы оскорбляете её и меня? Она поступит в Академию. Или у меня меньше прав, чем у остальных? Я же не штрафник.

— Прав на что?

— На лаборантку. Я всё проверил. Она безупречна в том смысле, что… служба безопасности не наложила «вето».

— Почему я не знал?!

Антон не выдержал. — Шеф, я не понимаю. В чём дело?

— Проверил он! Проверяльщик! Я вижу по твоим глазам, как ты проверял!

— А что? Запрещено? У нас монастырь?

— В Академию она поступит! Да она читать толком не умеет!

— Вы проверяли это?

— Чего мне проверять? Если ты всё проверил, проверяльщик! Ты уже тут главный!

— Но вы же сами послали на вокзал, а я…

— Ты как её нашёл? Где?

— Я же говорю, на вокзале, а там она.

— Какого чёрта лысого она была на вокзале? И при чём тот земляной гриб был, Хер Арх? — Разговор был бессмысленным. Ярость шефа озадачила. «Сам ты лысый чёрт»!

Икринка прошла мимо Рудольфа к открытому входу из лаборатории. Возникло чувство, что Венд хочет её ударить. Из его глаз сыпались зелёные искры гнева.

— Я сам её проверю, — сквозь зубы сказал он и вышел за нею следом. Антон смотрел, как они направились в сторону выхода из самого здания. Остановились, и он схватил её за плечо, но она стукнула по его руке и пихнула в грудь. Подобно внезапному вихрю Рудольф вымел из головы Антона все мысли. Он ничего не соображал в данный момент, впервые попав под его свирепый гнев. Рудольф не любил самодеятельности, но не в таких же мелочах? Вскоре Икринка вернулась, как ни в чём ни бывало.

— Почему он орёт на тебя? Как смеет? — спросила она. — Почему ты позволяешь? Ты его слуга?

— У нас нет слуг. Он мой, ну, как это… не главный, но начальник.

— Но не надо мной, — сказала она, — мы ведь не лезем в его жизнь, пусть и он не лезет. — Она прижалась к нему лицом. Рудольф опять отворил панель и молчаливо стоял, глядя на их объятия.

— Может, дотерпите до дома? — спросил он, — отложим объятия. Пойдём со мной!

— Нет, — ответила она, — я останусь с ним. Мне некуда уходить. Антон мой муж. Нэя шьёт уже мне небесное платье для ритуала. Мы пойдём в Храм Надмирного Света.

— Какого на хрен «Света»? Он землянин, зачем ему ваш дикий ритуал. Хотя, конечно, он там скоро будет постоянный клиент по покупке местных жен. Ему и скидочку жрец даст, как постоянному покупателю. Ты знаешь, что он вдовеет? А ты, неутешный вдовец, — обратился он к Антону на русском языке, — что в «кристалле любви» никого не подобрал, подходящего по своему размеру? Они же там жужжат как пчёлы, не знают, кому медок свой предложить. Чего тебя понесло в такую глухомань?

— Ну, если вы там всех перемеряли на себя, то куда уж после вас и лезть. Да я и не люблю обноски за другими на себя примерять.

— Любишь, любишь. Девку ту первую после старика из их влиятельного сословного уровня на себя натягивал, Голобокую свою. Все это знали, откуда она была, и ты знал. Но пребывал в плену земной этики, не понимал их зачумлённого мира, не брезговал ещё, чистенький был, мамин сынок. Хорошо, что теперь во всём разобрался. К чистейшему источнику припал.

Рудольф подошёл к нему вплотную. Антон старался смотреть прямо в его глаза. В них пугающе быстро расширялись зрачки, как у кота в полумраке. Было удивление, но ответной агрессии Антон не чувствовал. Её и не было, не смотря на дикую и пошлейшую ругань Рудольфа. Он никогда не видел раньше, чтобы от вспышки злобы у людей так менялись глаза. Но взгляда он не отвёл. Рудольф развернулся и ушёл.

— Он тебе кто? — спросил Антон, понимая нелепость своего вопроса.

— Он? Мой отец.

— А ты жила там? В той глуши?

— Ты же видел.

— И что? Сейчас ему что за дело до тебя? Если до этого дня до твоей жизни ему не было этого самого дела?

— Он уже давно зачислил меня в эту вашу Академию. Я сама не хотела тут жить. С ним. Я его не люблю. Он чужой. А