Я бы сам не хотел услышать вслух свой ответ. Наконец я сказал:

– То есть вы спрашиваете, надо ли мне останавливать военных, если они действительно решили стереть этот город с карты?

– Подумай об этом. Подумай о том, кому надо, чтобы бомбы упали. Подумай о том, кому надо, чтобы они не упали.

– А может, вы мне сами все расскажете?

– Для этого надо, чтобы я сам про это знал.

* * *

На пути вниз я остановился в вестибюле и выглянул из главных дверей – хотел удостовериться, что мы не вызвали подозрений. Несколько человек, которые в эту ясную ночь находились снаружи, собрались у южной ограды и смотрели в небо, словно ожидая торнадо.

Я вышел, нашел парня в зеленом – престарелого и бородатого – и спросил, что произошло.

Он пожал плечами:

– Кто-то запустил сигнальные ракеты над лечебницей.

– Ракеты? Что это значит?

– Скорее всего, ни хрена не значит. Может быть, у какого-то пацана остался фейерверк, вот и все. Но уже через три минуты по двору прошел слух, что это отряд, который собирается прорваться через ограду и освободить всех нас. И подарить нам «кадиллаки» за все наши неприятности. Почему нет?

– Смотрите! – крикнул кто-то. – Смотрите! Еще одна. На этот раз красная.

Я повернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как магниевый шар умирает в воздухе и падает на землю. В толпе зашептались.

– Отлично, – сказал я. – Я иду спать. Если это спасательная партия, бросьте мне камень в окно или еще что-нибудь. И не забудьте оставить мне «кадиллак».

* * *

К тому времени, когда я вернулся в подвал, в котельную набилось двадцать семь человек, а еще кое-кто ждал в коридоре. Жужжащая и перешептывающаяся толпа, некоторые даже были с багажом, хотя в карантине с тебя снимали все. Рюкзаки, мешки для мусора и самая разнообразная дрянь, которая, как они думали, им понадобится. Люди слонялись, хлопали дверями, хихикали и задавали вопросы; короче говоря, получился самый публичный в истории побег из тюрьмы. Красные спали, но достаточно было бы только одному из них обнаружить длинную, как в танце конга, цепочку людей, торчавшую из котельной, чтобы провалить всю операцию.

Разозлившийся ТиДжей выглядел так, словно у него из задницы вот-вот пойдет пар. Хоуп попыталась успокоить его, начав говорить о необходимых припасах.

– А что с наколенниками, а? – сказал он, заматывая изолентой крышки пары кувшинов с бинарной химической «жидкостью для полоскания рта». – Наверно, мы изготовили дюжины две-три наколенников за последние полчаса?

– Нет, но у нас есть клейкая лента, – успокаивающе сказала Хоуп. – Все снимут обувь и примотают ее на колени. Ну, ты знаешь, как Дорф.

– Как кто?

– И это работает, лады? Кэти и я примотали и проползли по полу из одного конца коридора в другой и обратно. Все отлично.

– Хорошо, одна из девятисот проблем решена. – Обращаясь ко мне, ТиДжей сказал: – Если бы мы были поумнее, мы бы послали парней, которые бы убедились, что чертова дорога открыта. И что на другом конце нас не ждет Карлос. Они бы поползли с фонариками и передали бы назад, что все чисто и нам не придется разворачивать эту смешную человеческую многоножку. Но мы, черт побери, не можем этого сделать, потому у нас огромная шумная толпа народа, которая стоит здесь уже час и ждет, когда ее застукают.

– В любом случае это продлится до тех пор, пока кто-то не наткнется на туннель.

Он покачал головой:

– Расист Эд останется здесь и заложит дыру картонными коробками, как только пройдет последний человек. Я уже убрал кирпичи с пола, так что, надеюсь, это собьет с толку кретина Оуэна.

ТиДжей вытащил из кармана фонарик и сказал мне:

– Я собираюсь позволить тебе выбрать. Один из нас будет ведущим. Другой останется позади и пойдет последним. Ведущий первым выйдет на свободу, но он же первым встретится с плохими новостями, которые могут ждать нас там. Последнему будет легче всего убежать, если дела пойдут плохо, но он также проведет здесь очень много времени, ожидая, когда отставшие разберутся со своими глупостями. По-моему, все дело в том, у кого больше оптимизма.

– Нет, это не так. Ты в лучшей форме, чем я, и нам не нужно, чтобы весь поезд ждал, пока я восстановлю дыхание. Ты пойдешь первым.

– И ты видел достаточно фильмов ужасов и знаешь, что черный чувак никогда не доходит до конца.

– Мы все оценим твою жертву, ТиДжей.

– Черт тебя побери.

Он засмеялся. И я.

ТиДжей повязал на голову бандану, в стиле Ту-пака, и прикрепил над ухом фонарик, чтобы он работал как шахтерская лампа. Он включил его, тряхнул на прощание мою руку и залез в туннель.

– Увидимся на том конце, ТиДжей, – сказал я.

За ним последовала Хоуп. Потом Кори. Побег начался.

* * *

Прошло тридцать мучительных минут, пока беглецы – один за другим – медленно, неуклюже и шумно забирались в неровную дыру в кирпичной стене. Я ходил по котельной, просил народ быть потише, объяснял, как замотать ноги, и каждую секунду ждал, что красный комбинезон распахнет дверь котельной и спросит, какого черта мы здесь делаем.

Они уползали внутрь, один за другим. Толпа в котельной становилась все меньше и меньше. И чем ближе мы приближались к отметке «ни фига себе, это действительно произойдет», тем туже становился узел в моем животе.

Так близко, по-настоящему близко.

Наконец осталось только пятеро. Потом двое – пожилая женщина, которой, по-моему, не стоило даже пытаться ползти (что я буду делать, если мы будем на полпути и она скажет, что ей надо назад?), и смазливый чувак, похожий на поп-певца Марка Энтони. Расист Эд стоял на стреме в вестибюле: предполагалось, что я постучу в дверь дважды, как только увижу, что последний уполз в туннель. Только тогда, подождав несколько минут, он войдет в комнату и заделает тоннель.

Последняя пара ботинок исчезла в кирпичах и наконец-то котельная выплюнула свое содержимое в туннель. Неужели ТиДжей уже на другом конце? Безусловно, то, что мы ничего не слышали, было хорошим знаком.

Безусловно.

Торопясь, я слегка постучал дважды в дверь коридора и быстро пробежал через комнату к туннелю. Я положил руки на край дыры…

Вау.

Внутри темнота. Я не видел последнего парня, который вошел внутрь, и впереди не малейшего признака подпрыгивающего фонарика ТиДжея. Я видел, быть может, первые футов десять грязные красные кирпичи, а потом все тонуло во тьме. В рассеянном свете свечей, горевших в котельной, туннель казался глоткой. Я с трудом слышал тяжелое дыхание и царапание ползущих впереди беглецов, и звук постепенно утихал.

И тут я вспомнил темный коридор в подвале, ведущий к лифту. И влажный звук, словно кто-то пытался тащить что-то тяжелое.