– Профессор? – нерешительно произнесла Маргарет. И тут же мне: – Интересно, куда он запропастился?

– Ку-ку! – Голос донесся откуда-то из-за стола на козлах.

Маргарет вздрогнула, и сумочка выпала у нее из рук. Содержимое рассыпалось по полу.

Из-за покосившейся стопки бумаг с растрепанными краями показалась шишковатая голова.

– Прости, что напугал, дорогуша. – Голова полностью появилась на свет, закинутая в беззвучном смехе.

– Профессор, – с чувством произнесла Маргарет. – Как вам не стыдно!

Она наклонилась, чтобы собрать разлетевшиеся пожитки.

Ван дер Грааф вышел из-под прикрытия стола, застенчиво опустив глаза. До этого момента я думал, что он там сидел. Но когда его голова не приподнялась над столом, я понял, что профессор все время стоял на ногах.

Ростом он не дотягивал даже до пяти футов. Тело у него было обычных габаритов, но переломанное в пояснице – позвоночник изогнут буквой «S», а изогнутая спина нагружена горбом размером с туго набитый рюкзак. В итоге голова казалась слишком большой для такого тела – морщинистое яйцо, увенчанное редким седым пухом. Двигаясь, он напоминал сонного скорпиона.

На лице у него было написано деланое раскаяние, но огонек в слезящихся голубых глазах говорил гораздо больше, чем безгубый рот с опущенными книзу уголками.

– Тебе помочь, дорогая? – Голос у него был сухой и хорошо поставленный.

Маргарет собрала остатки своих пожитков с пола и засунула их в сумочку.

– Нет, спасибо, профессор. Уже сама справилась. – Она перевела дух и постаралась выглядеть невозмутимо.

– Так не передумала ехать со мной на пикник с пиццей?

– Если вы будете хорошо себя вести.

Он молитвенно сложил перед собой руки.

– Обещаю, дорогая!

– Ну, тогда ладно. Профессор, это Билл Робертс – тот самый журналист, про которого я вам говорила. Билл – профессор Гарт ван дер Грааф.

– Здравствуйте, профессор.

Глянув на меня снизу вверх из-под сонных век, он заметил:

– А вы не похожи на Кларка Кента[97].

– Простите?

– Разве газетные репортеры не должны быть похожи на Кларка Кента?

– А я и не знал, что профсоюз этого требует.

– Меня как-то интервьюировал один репортер после войны… Второй мировой, я должен уточнить, не Первой – все-таки я не настолько древнее ископаемое… Он хотел знать, какое место эта война займет в истории. Так вот выглядел он в точности как Кларк Кент. – Профессор провел рукой по черепу, покрытому старческими пятнышками. – А у вас разве нет очков и всего такого, молодой человек?

– Простите, но глаза у меня пока здоровые.

Он повернулся ко мне спиной и направился к одному из книжных шкафов. В его движениях была какая-то чудная змеиная грация – чахлое тело словно только вихлялось из стороны в сторону, при этом на самом деле продвигаясь вперед. Он медленно влез на приступочку, потянулся вверх, ухватился за том в кожаном переплете, слез вниз и вернулся к нам.

– Вот, гляньте, – сказал он, открывая том, который оказался толстым скоросшивателем с коллекцией комиксов. – Вот кого я имею в виду. – Трясущийся палец ткнул в изображение звездного репортера «Дейли плэнет», входящего в телефонную будку. – Кларк Кент. Вот этот репортер.

– Я уверена, что мистер Робертс знает, кто такой Кларк Кент, профессор.

– Вот пусть возвращается, когда будет больше похож на него – тогда и поговорим! – рявкнул старик.

Мы с Маргарет обменялись беспомощными взглядами. Она начала было что-то говорить, но тут ван дер Грааф закинул голову и разразился сухим каркающим смехом.

– Обманули дурака на четыре кулака! – Он самозабвенно хохотал, пока веселье не растворилось в хриплом булькающем кашле.

– О, профессор! – ворчливо сказала Маргарет.

Они опять набросились друг на друга, сойдясь в словесном поединке. Я начал подозревать, что отношения у них давно хорошо отлажены. Я стоял в сторонке, чувствуя себя невольным зрителем какого-то фрик-шоу.

– Признайся, дорогая, – говорил ван дер Грааф, – хорошо же я тебя одурачил! – Он ликующе топнул ногой. – Ты решила, что я окончательно впал в маразм!

– Маразм тут, по-моему, ни при чем. – Она фыркнула. – Вы просто гадкий мальчик!

Мои надежды получить достоверную информацию от этого свихнувшегося горбуна угасали с каждой секундой. Я многозначительно откашлялся.

Они остановились и уставились на меня. В уголке сморщенного рта ван дер Граафа скопился пузырек слюны. Руки по-старчески подрагивали. Маргарет, подбоченясь, башней нависала над ним.

– А теперь я хочу, чтобы вы посотрудничали с мистером Робертсом, – сурово сказала она.

Ван дер Грааф бросил на меня недовольный взгляд.

– Ну хорошо, – проныл он. – Но только если ты покатаешь меня вокруг озера на моем «Дюзи».

– Я же сказала, что покатаю.

– У меня «Дюзенберг» тридцать седьмого года, – объяснил он мне. – Просто невероятная тачка. Четыреста хрюкающих жеребцов под сверкающим рубиновым капотом! Хромированные трубы! Топливо жрет, что только заправлять поспевай. Сам я больше водить не могу. А Мэгги – просто негодяйка. Под моим чутким руководством она могла бы с ним справиться. Но она отказывается.

Чопорное слово «топливо» он произнес с явным удовольствием и аристократическим британским прононсом.

– Профессор ван дер Грааф, была веская причина, почему я вам отказала! Шел дождь, и мне не хотелось садиться за руль машины стоимостью двести тысяч долларов в такую рискованную погоду.

– Пфу! Да я на этой ласточке в сорок четвертом отсюда до Сономы и обратно сгонял! Чихать ей на любые стихийные бедствия!

– Хорошо. Я вас покатаю. Завтра, если мистер Робертс даст хорошую оценку вашему поведению.

– Это я тут профессор! Я выставляю оценки!

Она не обратила на него внимания.

– Мне надо в библиотеку, мистер Робертс. Сами найдете обратную дорогу в мой офис?

– Конечно.

– Тогда увидимся, когда вы закончите. До свидания, профессор.

– Завтра в час. И пусть хоть камни с неба валятся! – крикнул ван дер Грааф ей в спину.

Когда дверь закрылась, он пригласил меня сесть.

– А сам я постою. Не могу найти стула, который мне подходит. Когда я был маленьким, отец позвал столяров и резчиков, пытаясь найти какой-то способ усадить меня поудобней. Ничего не вышло. Хотя они действительно произвели на свет некую завораживающую абстрактную скульптуру. – Он хохотнул и оперся на стол на козлах. – Большую часть жизни я провожу на ногах. Под конец в этом действительно есть преимущество. Ноги у меня просто железные. Кровообращение – как у человека вдвое меня моложе.