– Так да или нет? – повторил он свой вопрос. На этот раз в его голосе прозвучал вызов. Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга. Питт не был уверен, что поступает правильно, однако слишком устал, чтобы задумываться о последствиях.

Наррэуэй заговорил медленно и четко, как будто внезапно решил взять инициативу в свои руки.

– К сожалению, нет. Но наша задача – по возможности защитить Райерсона.

– Ценой казни невинной женщины? – с горечью спросил Питт.

– Ах! – устало вздохнул Наррэуэй, однако лицо его смягчилось, как будто он узнал нечто для себя интересное. – То есть теперь вы считаете, что Аеша Захари невиновна? Если так, то что такого вы узнали в Египте, о чем пока не сказали мне? Думаю, сейчас самое время это сделать. Потому что слушания начнутся завтра.

Питт вздрогнул, как будто его ударили. Завтра! То есть времени у него нет вообще! Правда сама сорвалась с его языка, он просто не успел или не смог поставить на ее пути заслон.

– Я уехал в Египет, полагая, что она просто красивая женщина довольно легкого поведения, готовая при случае пустить в ход свои чары ради богатства и красивой жизни, которых ей иным образом просто не получить. – Он поймал на себе пристальный взгляд Наррэуэя. На губах начальника играла легкая улыбка. – И я вернулся, зная, что она из хорошей семьи, грамотная и, возможно, даже более образованная, чем девять десятых мужчин в лондонском обществе. О женщинах я вообще умолчу.

Она страстно желает видеть свою страну экономически независимой и процветающей. Она уже пережила одно предательство и, возможно, не питает большого доверия к мужчинам, какие бы взгляды те ни исповедовали. Но при этом она не сказала ни единого слова, которое могло бы бросить тень на Райерсона.

– Что доказывает что? – спросил Наррэуэй.

– Что есть нечто важное, чего мы не знаем, – ответил Питт, отодвигая стул. – В нашем расследовании мы не добились особых успехов. – Он встал. – Ни вы, ни я.

Слегка наклонив голову назад, Наррэуэй встретился с ним взглядом.

– Мне отлично известно, что Эдвин Ловат был в высшей мере несчастным человеком, – тихо произнес он. – И ни вы, ни я так и не узнали причину. Возможно, это как-то связано с его убийством, но смысла в этом не более, чем во всем остальном, что мы уже знаем.

– Я понятия не имею, что это было, – ответил Питт. – По отзывам его начальства в Александрии, это был человек глубоких религиозных убеждений, который пользовался симпатией окружающих, добросовестно выполнял свой долг, был влюблен в Аешу, но не слишком серьезно. Их роман закончился еще до того, как он покинул Египет. Он не слишком переживал по этому поводу – равно как и она.

– Питт, я отнюдь не имел в виду какую-то там страсть, – произнес Наррэуэй со странной нотой в голосе. – Это могло быть все, что угодно: боль, сожаление, воспоминание, мечта. Она была хороша собой. Он – вдали от дома. В Египте он менял женщин как перчатки, так что ни о какой любви не могло быть и речи. Это было лишь очередное увлечение.

– Вы уверены?

– Да. Я разговаривал с теми, кто его близко знал. До того как вновь приударить за ней, он видел ее в Лондоне несколько раз. Дело в том, что на тот момент у него имелась связь с другой женщиной, причем связь эта начинала его тяготить, и он стремился вырваться из ее пут. Притворный интерес к мисс Захари должен был помочь ему разорвать ставшие обременительными для него отношения. Он обожал процесс охоты за женским сердцем, ее финал был ему не столь интересен.

Питт задумался. Он слишком устал и потому не мог мыслить ясно и четко.

– Тогда что с ним было не так? Что случилось между тем, как он уехал из Египта и вернулся в Англию?

– Это мне пока неизвестно, – ответил Наррэуэй. – Но я уверен, что это никоим образом не связано с его смертью.

– А с мисс Захари?

– Как только что было сказано, есть нечто такое, чего мы не знаем, нечто такое, что может оказаться гораздо серьезнее, нежели банальное и довольно бессмысленное убийство.

Питт открыл дверь, однако на пару секунд застыл в дверном проеме.

– Доброй ночи.

– Доброй ночи, Питт, – с едва заметной улыбкой ответил Наррэуэй.

***

Когда Питт добрался до Кеппел-стрит, было уже темно. Вдоль тротуара, словно бесконечная цепочка отражений луны, протянулась вереница фонарей, постепенно тускнея в туманных сумерках, отчего самый последний казался лишь смутным, размытым светящимся силуэтом.

Открыв дверь своим ключом, Питт шагнул внутрь и на миг застыл, вдыхая до боли знакомые запахи воска и лаванды, а также легкий аромат хризантем на столике в прихожей. В гостиной первого этажа было темно. Дети наверняка наверху, а Шарлотта и Грейси, должно быть, в кухне. Сняв ботинки, он с удовольствием в одних носках прошел по прохладному линолеуму к кухонной двери и распахнул ее.

Шарлотта заметила его не сразу. Она была одна – сидела, склонившись над рукоделием. Лицо ее было серьезно, волосы выбились из шпилек и поблескивали в свете газовой лампы. Такой красивой, как в этот момент, он ее еще никогда не видел – она была прекрасней заката над Нилом, прекрасней бархатистой черноты неба над пустыней в серебряной россыпи звезд.

– Привет, – тихо произнес он.

Шарлотта резко обернулась. На ее лице какое-то мгновение читалась растерянность, но затем она уронила свое шитье на пол и бросилась ему на шею. Спустя несколько долгих минут в коридоре послышались шаги Грейси. Шарлотта и Питт поспешили разомкнуть объятия. Шарлотта с пунцовыми от смущения щеками отошла к плите, чтобы поставить чайник.

– Ура! Вы вернулись! – радостно воскликнула Грейси. Затем, вспомнив о чувстве собственного достоинства, слегка понизила голос: – Как хорошо, что вы снова дома. Наверное, проголодались?

Эта фраза вселяла надежду. Похоже, он действительно вернулся домой. Правда, ответил он ей не сразу, и по лицу Грейси промелькнула тень тревоги.

– Еще как. – Питт улыбнулся и занял свое обычное место за столом. – Но мне хватит сэндвича с холодным мясом. А у вас как дела? Надеюсь, все в порядке?

– Конечно. А как же иначе? – с напускной бойкостью ответила Грейси.

Поставив чайник кипятиться, Шарлотта отвернулась от плиты. Ее глаза сияли.

– Да-да, все замечательно, – подтвердила она, не глядя на Грейси.

Питт уловил некую напряженность, некую мимолетную тень. Женщины избегали смотреть друг на дружку, как будто договорились об ответе еще до его прихода.

– И чем же вы тут без меня занимались? – как бы невзначай поинтересовался Питт.

Шарлотта посмотрела на него, но не сразу. Не следи он так внимательно за ее реакцией, он мог бы пропустить этот момент. Она как будто хотела сначала посмотреть на Грейси, но затем передумала.

– Так чем же вы занимались? – повторил он свой вопрос, прежде чем она успела придумать какую-нибудь отговорку, после чего ему уже ни за что не вытащить из нее правду.