– Правда, Сейм эти соглашения не утвердил. И неизвестно, утвердит ли, – проницательно заметил Юрий Никифоров. – Но Выговский, даром что тертый калач, уши развесил. Верит, что великое дело сделал и пользу своему народу принес. А потому получается, что кругом одни враги, – посетовал Никифоров. – Если бы герцог Якоб и впрямь готов был полностью холопом твоим стать, дать присягу, подати платить, в войске твоем, государь, служить, то, может быть, и стоило бы рискнуть. Польза от герцогства и так немала. Но можно ведь и Украину потерять, и Курляндию не получить.

– Коли так, то я послу Гассу никакого ответа не дам, – решил царь. – Пусть домой едет. Скажу, что ответим позже. Вдруг врагов у нас меньше станет и все же решим Курляндию в защищенье взять? А Ордину-Нащокину я еще напишу, что надобно не о походе на Ригу думать, а начинать со свеями переговоры о мире. Сейчас своим личным шифром и напишу…

Пройдет всего несколько месяцев, и курляндский герцог Якоб сильно пожалеет о том, что не мог пообещать платить московскому царю налоги и потому не получает от него поддержки!

Думный дворянин Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин увидел Печерский монастырь издалека. Да и как могло быть иначе! На большом холме возвышались широченные стены из побеленного камня, устремлялись в небо оборонительные башни. Самая большая – высотой в 25 метров – именовалась Башней верхних решеток. Необычное название было неслучайным. Сделанная у земли маленькая железная решетка была установлена на пути ручья Каменец – его вода через крошечную каменную арку попадала внутрь крепости. Надежное и незаметное для ворога водоснабжение, запас продовольствия, пушки на стенах, окружавших обитель и храм – не только монастырь это был, но и крепость. Издревле строили такие на границах Руси – чтобы монахи обороняли ее, не требуя при этом от государства ни копейки на жалованье и провиант.

Не только крепостью своих стен славен был монастырь. Здесь тщательнее монастырской казны берегли чудотворную икону Успения Божией Матери. За сотни верст устремлялись сюда богомольцы, чтобы увидеть ее, просить Божью Матерь о помощи и заступничестве.

Афанасий Лаврентьевич повернулся к сопровождавшему его драгунскому капитану Захарову.

– Подустал? Ничего, через полчаса уже будешь отдыхать в монастыре.

Капитан представил себе прохладу кельи, удобную скамью, а главное, большой жбан с монастырским квасом, столь радующий путника в жаркий день… Раз возникнув в воображении Захарова, жбан с квасом никак не хотел исчезать. С трудом отбросив несбыточную на ближайшие полчаса мечту о кваске со льдом, капитан инстинктивно пришпорил лошадь. Афанасий Лаврентьевич, видя, что его спутник ускорил движение, ничего не сказал, а только заставил своего жеребца сменить шаг на рысь.

То, что капитан Захаров изнывал от жары, не удивляло: солнце пекло, а он поверх полотняной рубахи вынужден был надеть шерстяной мундир, в котором и в конце сентября не холодно. Еще тяжелее приходилось Афанасию Лаврентьевичу. Ордин-Нащокин обязан был одеться, как подобает воеводе. Потому поверх рубахи, изукрашенной шитьем, надел легкую шелковую одежду, длиною до колен. То, впрочем, не беда. Но потом следовало надеть кафтан из дорогой парчи. И, наконец, поверх всего этого надевалась ферязь из шелка, подбитого мехом и обшитого золотым галуном. Попробуйте-ка летом пойти, к примеру, на пляж в мехах – и станет понятно, что испытывал Афанасий Лаврентьевич. А отправиться в путь без ферязи воевода не мог – приходилось выбирать между удобством и репутацией. Словом, тогдашняя мода могла создать сложности куда побольше нынешних!

Что примечательно, если тридцатилетний капитан с трудом терпел жару, то немолодой уже думный дворянин ни словом, ни взглядом, ни осанкой не выдавал своего самочувствия. Глядя на неутомимого воеводу, Захаров дивился: невысок, в плечах неширок, порой, целыми днями сидит и что-то пишет, вместо того чтобы нагуливать силу. Тогда откуда же в нем подобная неутомимость?!

Ни воевода, ни его офицер не обратили внимания на заставу, выставленную в десяти минутах ходьбы от Печор. Капитан Захаров, правда, мимолетно подумал, что в прошлый приезд никакой заставы он здесь не видел. Но какое это имело значение?

– Стой! – заорал внезапно стрелецкий десятник Василий Зеленов.

Голос у Василия был столь зычным, словно и не стрелец вовсе, а сам Соловей-разбойник предлагал путникам остановиться. «Это что же такое делается?!» – изумленно подумал капитан Захаров и даже пожалел, что не вся его сотня, а лишь несколько драгун находятся при нем.

Думный дворянин Ордин-Нащокин не утратил спокойствия. Нисколько не повышая голоса и оттого еще более строго, он поинтересовался:

– Почто разорался, холоп?!

– Я не холоп, а десятник стрелецкий.

Афанасий Лаврентьевич двинулся на коне к нему навстречу.

– А ну стой! Дальше никого пускать не велено! – крикнул Зеленов.

– На колени, холоп! Забыл с кем говоришь?! Я – думный дворянин, воевода Царевичев-Дмитриев града и всей Ливонии!

– А мне все равно, что воевода, что царевич! – заявил Зеленов и сам испугался своей дерзости. – Не велел князь Иван Андреевич Хованский никого пускать, так и не пропущу!

– Это почему же?!

– Велел псковский воевода всех задерживать, кто из чумного края едет, а одежду их сжигать. Так что снимайте с себя все, догола раздевайтесь! И не так жарко будет, – захохотал стрелецкий десятник. – А в монастырь не пропущу, туда народ издалека едет, не должно туда чуму заносить.

– Холоп, у нас в Царевичев-Дмитриев граде чумы нет.

– А мне то неведомо. И не холоп я, а стрелец!

– Я сказал, чумы не было. Тебе, холоп, слова думного дворянина мало?!

– А хоть бы и думного дьяка! Повелел князь Иван Андреевич никого не пускать, и не пущу! А ну снимай ферязь, портки и все остальное, жечь будем! Митька, готовь костер! Князь Иван Андреевич повелел: никого не пускать, всех раздевать, так тому и быть!

Не стерпел дерзости от какого-то стрельца воевода Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин. Нахмурив брови, слез с коня, пошел навстречу Василию Зеленову, выхватывая из ножен шпагу. Богатырю Зеленову только этого было и надо! Силач даже не стал хватать свою огромную алебарду, а решил справиться с противником одной саблей.

Щуплый, невысокий Ордин-Нащокин, наступая на стрельца, поинтересовался:

– Сознаешь, на кого оружие поднял, холоп?!

Зеленов, ухмыляясь, ответил:

– Я распоряжения князя Иван Андреевича сам выполнять буду и другим советую. Не чета князь некоторым худородным, у него много тысяч войска! А шпажонку брось, а то могу и здоровье попортить.

Капитан Захаров хорошо муштровал своих солдат. Только он дал знак драгунам, как те мгновенно вскинули заряженные мушкеты. Но и стрельцы уже положили пищали на древки воткнутых в землю бердышей. А целиться им, имея упор, было легче. По две пищали они наставили на каждого драгуна.