* * *

Это были прекрасные дни раннего лета. Лета гроз и мокрой свежей листвы в парке Шербурга, лета страсти и молодости, лета надежд. Но, когда их команда покидала госпиталь окончательно, Марта не пришла его провожать. Он написал письмо — ответом была открытка. Открытка, содержащая текст в несколько строк, выведенный старательным, почти ученическим почерком.

Мне было с тобой очень, очень, очень хорошо, но вместе мы быть не можем. Не ищи меня. Это причинит только боль.

Спасибо, что ты был. Прости.

Хельмут долго разглядывал этот кусочек картона. Трогательно. Фленсбургский собор. Не поленилась разыскать открытку с видом его родного города. Две шестипфенниговые марки «Присоединение Австрии» Ein Volk, ein Reich, ein Fuehrer.

Что могло случиться? Ведь все же шло гладко. Казалось, что нет на свете человека, который настолько точно знает, чего хочет от жизни именно он, Хельмут Ройтер. Не оберлейтенант Кригсмарине, не командир подлодки, не кавалер рыцарского креста с дубовыми листьями, а просто он, обычный парень Хельмут, веселый и добрый, любящий подурачиться…

То, что искать объяснения бесполезно, он понимал очень хорошо. Марта — это не Анна, она не будет говорить «Нет», когда хочет сказать «Да», для этого она слишком проста и близка к природе.

* * *

25 июня 1943 года в «Федеральных кораблестроительных сухих доках» города Ньюарк произошло событие в общем-то вполне заурядное в масштабах не только мировой войны, но даже военной промышленности одной отдельно взятой воюющей державы. Кэптен Дональд Фукс разбил бутылку калифорнийского шампанского о борт конвойного эсминца DE-173. Флот США пополнился еще одной боевой единицей. Причем так себе единицей. Эсминец очень средних кондиций. Длина корабля составляла 102 метра, стандартное водоизмещение — 1240 тонн, полное водоизмещение 1520 тонн. Командование кораблем было передано капитан-лейтенанту Чарлзу Р. Гамильтону. Потом американцы утверждали, что спустили на воду корабль месяцем позже, а пока эсминец, загрузив в Монтауке более 300 тонн различной аппаратуры, на полном ходу проследовал на военную базу в Филадельфию.

Пост радиоэлектронной разведки в Норфолке на ушах стоял от постоянных взаимоисключающих приказов из Монтаука. То от них требовали постоянно докладывать значения «чистого» электромагнитного фона, то вдруг приказывали активировать все системы создания радиопомех, то одновременно и то и другое. Приборы, надо сказать, хоть и американские, но были не очень точные, и график, который требовало от них начальство, получался похожим на «пилу»: то пусто, то густо. А из Монтаука все неслись указания. Уже две метеостанции фактически перестали заниматься возложенными на них обязанностями, а производили замеры солености морской воды и устанавливали взаимосвязь с активностью северных сияний. Вообще-то задача не совсем бессмысленная. Морская вода ведь электролит. А раз есть электролит — есть и ток (где-то), а раз есть и он, то есть и электрическое поле. Руководство очень часто использовало понятие «электромагнитный пузырь», впрочем, у них там в Монтауке семь пятниц на неделе. Бери конденсатор да разряжай в воду. Все зависит от мощности этого конденсатора. И если он достаточно мощный — вот вам и оружие. Так ведь можно и Португалию потопить. Вот только зачем? Вроде не с ней воюем…

Но вообще-то нет более надежного и тонкого инструмента взаимодействия с различными электромагнитными полями, чем человеческий мозг. Весь вопрос лишь в том, как им управлять. Вернее, надо просто уметь управлять. Вот древние германцы — умели. Они умели, взаимодействуя с магнитным полем земли, мгновенно переноситься куда угодно. А древние индоарийцы? Махабхарата и так далее. Как такой крохотный объект, как человеческий мозг, мог создавать поле такой силы, что оно взаимодействовало с полем земли? Вполне вероятно. Если найти точку. Это же может быть совсем микроскопическая точка, которую можно разглядеть, используя гигантскую «линзу» океана. Найти ту самую задницу, в которую воткнуть иголку. Этим-то и занимался в своей лаборатории оберштурмбаннфюрер СС Леопольд Майер. Он просил Ройтера тщательно документировать все «глюки», которые ему приходилось видеть на суше ли, в море. Неважно. Важно было четко указывать место и время. Таких за год набралась целая толстая тетрадка. Майер был не старше Ройтера, а если и старше, то на год-два, а уже оберштурмбаннфюрер, а это равняется фрегаттенкапитану — уже можно соединением эсминцев командовать. За какие такие заслуги так стремительно двигался по службе этот явно не глупый человек, было непонятно Ройтеру. Тем более что особенного он ничего и не делал. Ну, бумажки перекладывал у себя в Страсбурге… Он появился во флотилии как раз в тот момент, когда решался вопрос расформировать команду Ройтера или дать ей новую лодку. Многие считали полезным для дела именно расформирование. И их можно было понять. Подводники Дёница несли потери. Все больше и больше, молодежь не могла соперничать со «стариками», как бы Фридебург гениально не организовывал обучение, но отсутствие опыта — есть отсутствие опыта. А тут! Это целых три (!) готовых командира, мичмана вполне могли претендовать на следующую ступеньку, вот вам уже и полтора комплекта офицеров! Да каких офицеров! У Ройтера уже почти каждый имел награды. Они подошли вплотную к отметке 200 000 БРТ! То есть при минимальном добавлении свежей крови на низшие должности получалось не одна, а целых три боевых единицы. Правда, возникала неприятная коллизия. Ладно, не командир, пусть первый помощник — еврей… Все равно, две лодки — не одна лодка! Тем более что Редера турнули, вместо него — Папа. Наконец-то он получил то, что по праву заслуживал! Сейчас лодки поступать начнут, как с конвейера!

Карлевитц снова попал под раздачу. Очередной виток антиеврейских чисток создал довольно глупую ситуацию. Решением ответственного от партии, а он, видимо, хотел быть правильнее самого фюрера, была введена раздельная парковка для евреев и арийцев. В связи с этим всевозможные транспортные средства команд подлодок — велосипеды, мотоциклы (может, не такие, как у Ройтера, но тоже были и DKW, и NSU) толпились по одну сторону воображаемой линии, а велосипед Карлевитца торчал на пустом поле по другую ее сторону в гордом одиночестве. Несколько французских евреев-разнорабочих, которые были в базе, транспортных средств не имели.

Майер настоял, чтобы экипаж сохранили. Странное решение. Непонятное. Хотя… Ройтер к ним уже привык, как к родным. Как-то раз вместо того, чтобы посмотреть в Берлине на номер дома, чуть было не сказал: «Унтерхорст, доложите координаты!» Итак, Берлин… Все дороги ведут в Берлин… В Потсдам…

Не открывай сердца женщине, даже если она родила тебе семерых детей.

Японская пословица

Капли лениво собирались на плоскости капота «Мерседеса», превращались в лужицы и стекали вниз. Ройтеру показалось, что фирменная звезда уж очень похожа на перекрестье прицела. Даже прищурился одним глазом, потом другим… Время тянулось мучительно. Да-да… все это именно так и бывает. Ожидание, появление цели, выброс адреналина и стремительная атака… Но цель не появлялась… Он прощупывал сонаром пространство, но слышал только, как капли дождя барабанят по стеклу и капоту. Он знал, что в 8.30 начинаются занятия в школе. И она обязательно появится. Ладно, будем ждать. Времени у меня навалом. В машине сидеть куда как приятнее, чем торчать на улице, вызывая подозрение патрулей. Да, отпускное свидетельство в порядке, но все равно неприятно, когда тебя принимают за какого-то урода морального, пока не увидят твой крест с дубовыми листьями… Ройтеру показалось, что на секунду он отключился. Может быть, даже уснул на несколько минут. Разбудили его лязгнувшие створки ворот. Да, это была она. Привычным движением она откинула задвижку, выгнала «Пежо» 402-Berlina. А затем небрежно захлопнула ворота. О как! Машина новая появилась… Мощнее и больше, чем ее старый DKW. Кому война — а кому…