де Силва, покровительствовавшего маранам и жестоко преследуемого королем) и представителя маранов в Риме, Фернандеса Нето, можно было ясно разобрать. В этих шифрованных письмах мараны в Риме и Фландрии рассказали будто о своих тайных происках против инквизиции. Порту гэльский двор раздул эту историю с письмами и представил их для дешифрирования императору Карлу и папе, в подтверждение того, что тайные интриги маранов и их покровителей отныне разоблачены. Однако это был грубый подлог. К этому присоединилось еще и то, что папа уступил еще раз фанатикам, издав буллу учреждения в Риме инквизиции против протестантов и еретиков. Между сторонниками реформации и противниками католической церкви были и унитарии, которые считали триединство идолопоклонством и потому отвергали его, за что их и причисляли к иудействующим. Инквизиция в Риме была также направлена против унитариев. Почему бы не преследовать и маранов, т. е. иудействующих ренегатов, которые являются не меньшими еретиками, чем другие? Партия фанатиков в Риме, конечно, не преминула воспользоваться этим вполне логичным заключением. Мараны составили обширную докладную записку (1544) для того, чтобы обезоружить своих противников в Риме и других местах и раз навсегда основательно опровергнуть лживые доносы и измышления португальского двора. В этой записке они изложили и подтвердили документами печальную повесть обо всем, пережитом ими со времени царствования королей Иоао II и Маноела, которые всяческими гонениями принудили их перейти в христианство, и до последних дней. Эта записка останется вечным позором для церкви того времени.

В ней в потрясающих словах изображены муки, претерпеваемые ежедневно и ежечасно маранами, которые все, не только томившиеся в темницах, но и оставшиеся на свободе, жили всегда в смертельном страхе при виде предназначенных для них костров. Ибо португальское население, более грубое, чем испанское, сочувствовало инквизиции, злорадствовало по поводу пыток, которым подвергались новохристиане, и своими доносами доставляло инквизиции одну жертву за другой. Некоторые подробности записки заслуживают внимания.

Как только инквизиция (против воли папского престола) начала свою достойную проклятия работу, в Ламего к позорному столбу были прикреплены изображения всех маранов того города с надписью: «собаки и проклятое отродье». Одновременно в городе было распространено послание следующего содержания: «Возблагодарим Бога за оказанную нам милость, ибо мы еще в наши дни увидим, как свершится месть над этими собаками, еретиками и безбожниками; мы все должны прославлять Бога за это благодеяние; берегите дрова, дабы не было в них недостатка». В Порто некоторые монахи заранее написали на дверях новохристиан, какая судьба ждет каждого из них.

Таким образом, население всячески содействовало инквизиции. Последняя большей частью выбирала для своих целей людей из отбросов общества. Один обвиненный в убийстве негодяй, по имени Франциско Гил, получил поручение отыскивать виновных в ереси маранов. Его метод был чрезвычайно прост. Прибыв в какой-нибудь город, он устраивал церковный праздник в память какого-нибудь святого. Все мараны являлись обыкновенно в церковь, чтобы своим отсутствием не дать повода к обвинению их в ереси. Когда церковь была полна молящихся, Гил закрывал её дверь и под угрозой отлучения требовал от старохристиан отделиться от новохристиан и сообщить, что они знают о еретических наклонностях последних. Уличенных таким образом маранов он в цепях отводил в предназначенную для них темницу, по дороге же истязал и ограбил их. Застенки, в которые он их помещал, были тесные, грязные, темные конуры.

Инквизиторы, избранные великим инквизитором, инфантом, были дикие фанатики, грубые и жестокие люди, которые стремились не к исправлению грешников, а к их истреблению. Инквизитор Маноел де Алмадор, которого называли «бичом священников» ,зарапее указывал место, где должен был быть воздвигнут костер и заранее определял с дьявольскими подробностями, за кем очередь быть сожженным. Свидетелями являлись субъекты из отбросов общества, которые заранее радовались зрелищу зажженных костров, или же прислуга маранов, от которой требовали показаний, компрометирующих её хозяев.

В городе Порто было 9 постоянных свидетелей, которые всегда должны были показывать против маранов: в их числе была одна публичная женщина, которая дошла до того, что отдавалась рабам. Выбранные из среды доминиканцев инквизиторы точно хотели отомстить евреям христианского исповедания за поражение, которое потерпел их орден в споре с Рейхлиным и прибегли еще к более возмутительным приемам. В инквизиционной тюрьме в Коимбре томились Симон Алварес с женой и шестилетней дочерью. Родители должны были быть осуждены и сожжены; но против них нельзя было найти никаких улик. Что же сделала инквизиция? Она призвала к себе несчастную девочку, поставила ее пред жаровней и угрожала ей обжечь ручки, если она не скажет, что видела, как её родители осквернили распятие. Ребенок исполнил это требование, и родители были осуждены на сожжение. В другой раз должна была быть осуждена маранская чета, за которой добровольно последовала в тюрьму их христианская служанка. От последней потребовали, чтобы она донесла на своих господ. Так как она давала лишь благоприятные для них показания, то ее бросили в темницу и частью наказаниями, частью лестью добивались от неё ложных показаний. Так как и это не помогло, то инквизитор приказал так долго бить ее по голове и по бокам, пока она не облилась кровью. Когда же несчастная от невыносимых болей что-то пробормотала, инквизитор выдал это за свидетельство, уличающие обвиняемых. Этот зверь был епископом и назывался Бернардо де Санта-Кру ц. Когда он был в хорошем расположении духа, он призывал к себе заключенных маранских жен и девушек, позволял себе по отношению к ним двусмысленные шутки и приставал к ним с гнусными намерениями.

Само собою разумеется, что эти дьяволы, доминиканские инквизиторы, применяли пытку, чтобы выпытать от несчастных узников новые имена. Ни преклонный возраст женщин, ни красота и молодость цветущих дев не избавляли от пытки. Подвергая пытке женщин, тела коих были на половину обнажены, эти негодяи из жестокости произносили грязные слова, заставлявшие краснеть несчастных жертв.

Епископ Порто, Балтазар Лимпо, не позволял себе этих непристойностей. Он слыл человеком строгой нравственности, и его чрезвычайная грубость казалась прямотой. На соборах, членом коих он был, он сурово клеймил порочность римского двора и духовенство. Но мараны, которые попадались ему в руки, еще более страдали от его раздражительности и вспыльчивости. Между ним и маранами произошел спор по поводу постройки церкви на том месте, где прежде стояла синагога. Этот спор привел его в такое раздражение, что он из чувства мести не пощадил ни одного из обвиненных по подозрению маранов. Несмотря на свою строгую нравственность, он не был разборчив в выборе своих помощников. Обвинителем его инквизиционного суда был безнравственный негодяй, которого он выбрал только за его