«Какие, в черта лысого, анализы, Елагин? Так сложно было изобразить готового в хлам? В крайнем случае, мог бы напрячься и художественно похрапеть».

— А что тебя смущает? — голос Сальмы по-прежнему подрагивал.

— Мы не предохранялись!

— Я пью таблетки, гормоны, они и противозачаточные тоже.

Почему-то Никита испытал облегчение. Ему казалось нечестным по отношению к Сальме представлять в это время на ее месте Саломию. Его ребенок должен родиться если и не в любви, то во взаимоуважении, поэтому очень хорошо, что Сальма принимает таблетки. Они уладят все формальности, и тогда…

Послышался сдавленный всхлип, и Никита окончательно протрезвел. Алкогольные пары улетучивались с космической скоростью к его громадному сожалению, поскольку на их место наползали неотвратимое прозрение и неизбежное раскаяние.

Ну вот, вместо того, чтобы утешить, довел девушку до слез. Правильно, кому понравится, когда тебя имеют и именем другой называют? Вот же придурок! Повернулся к ней, прикоснулся к локтю, наткнулся на длинный изогнутый рубец, но сумел не отдернуть руку, напротив, легонько провел пальцами вверх по плечу.

— Слышишь, Алинка, не реви. Не обижайся, — постарался, чтобы это прозучало как можно более примирительно, — ну перебрал я, ты тоже хороша, зачем мне свой виски подсовывала, видела же, что я и так в драбадан? Думаешь, я совсем уже шизик? Просто снится она мне до сих пор, я в самом деле решил, что это она, а не ты, сам виноват, подарил ее любимые духи. Прости, честное слово, такое в первый раз, сама считала, сколько у меня баб было, если бы я всех ее именем называл, точно на дурку бы определили.

«Господи, что я несу?»

Сальма всхлипнула и рванулась к двери, натягивая одежду, но он успел перехватить, поймал, сцепил объятия, волосы мазнули по лицу, и у него снова сжалось сердце, когда почудилось, что рядом с ним его Мия. Может, пусть идет к чертям собачим, что-то совсем его сегодня разобрало… И темно как в погребе…

— Какого хера тут такая темень? — проворчал Никита, придерживая Сальму за талию. — Да не дергайся ты, дай сказать. Не так все будет, не думай, я ж не совсем мудак, Алина. Получишь ты документы, раз тебе это важно, но ребенок мой не с пьяной головы будет делаться, ясно? Допивай свои таблетки, а я обещаю, что больше ты от меня имя жены не услышишь. Если надо, схожу к психологам, или психиатрам, на кладбище пойду.

— Куда? — она снова дернулась в его руках. Никита ослабил хватку и заговорил негромко:

— Мне Димыч, друг, твердит все время, что я должен ее отпустить, а я не могу, мне кажется, что она вернется, я потому и не был у нее на могиле ни разу, чтобы не видеть. Но надо будет, схожу, это не твоя забота, я справлюсь… Да перестань ты реветь, ну что тебя, прорвало, что ли? Сказал же, не твоя это забота, Монте-Кристо.

А она все плакала и терла глаза.

— Я не Монте-Кристо… Хватит меня так называть!

Потом успокоилась столь же внезапно, оттолкнула Никиту и выбежала из номера, а он так замучился, что не стал идти следом, сплюнул, выматерился, упал на кровать и отрубился.

Когда Никита открыл глаза, в комнате было довольно темно. Долго пялился на сияющие прямоугольные ободки, пока до него не дошло, что на окнах спущены жалюзи, сквозь которые снаружи пробивается солнечный свет. Никита поднялся, стараясь не делать резких движений, открыл окна и обалдел. Солнце заливало террасу перед бунгало, день был явно в разгаре, сколько же он спал? И который вообще час, где-то телефон запропастился, может, он его посеял в баре?

По большому счету, это не так важно, гораздо больше Никиту занимал вопрос, что здесь происходило ночью? Он сжал руками голову и вернулся на кровать. Рваные фрагменты воспоминаний цеплялись один за другой, однако воссоздать целостную картинку его все еще непроснувшийся мозг решительно отказывался.

В голове будто соткалась густая пелена, сквозь которую ну совсем ничего не пробивалось. Никита помнил, что ему снилась Саломия, и даже помнил, насколько явным и чувственным был этот сон… Он крепче сжал виски и поморщился. Да, выпивки вчера было явно многовато, все эта Сальма, принесло ж ее в бар!..

Стоп! Никита озадаченно осмотрел постель, та была смята с обеих сторон, он огляделся и увидел на полу клочок ткани. Стал наклоняться, комната угрожающе пошатнулась, и Елагин предусмотрительно присел на корточки.

К его радости тут же нашелся под кроватью телефон, наверное, выпал, когда его хозяин стаскивал с себя шорты, к слову, валявшиеся рядом. Никита извлек из-под кровати телефон, а потом поднял невесомую ткань. Шелковая повязка, значит, все-таки Сальма!

Елагин облегченно вздохнул, отбросил повязку и направился в душ. Уперся в стену, подставляясь под холодную воду. Хлесткие струи быстро приводили в чувство, пелена рассеивалась, и сквозь нее медленно проступали события минувшей ночи, приобретая явственные черты и складываясь в более-менее четкую картину.

Он вчера под завязку накидался в баре, дополз до номера и свалился без малейших признаков жизни. Ночью какого-то рожна принесло Сальму, облившуюся тем парфюмом, что подарил ей Никита на Новый год, а дальше все сложилось как сложилось. Елагин надышался ароматом любимой жены и с пьяной головы решил, что Фон-Россель и есть Саломия, отреагировал соответствующим образом и, готов был поклясться, что Сальма нисколько не возражала.

Напротив, все более отчетливые воспоминания свидетельствовали как раз об обратном. Ее поцелуи вспыхивали на груди, плечах, ключицах, ее пальцы, сминающие спину, цепляющиеся за затылок и впивающиеся в плечи, пробуждали желание все это повторить, и Никита когда понял это, с головой влез под душ.

Бред! Этого не может быть. Так он убедит себя, что Сальма Фон-Россель его… волнует? Вышел из душа, обмотав полотенце вокруг бедер, и сел на кровать, сжимая в руках шелковую повязку. Поднес к лицу, вдохнул и чуть не ошалел — она пахла его женой, его Саломией. И дело было не только в аромате, он чувствовал ЕЕ запах, запах волос, кожи, губ. И ночью тоже чувствовал, потому и шептал ее имя как в горячечном бреду.

Но в том и беда, что с ним была Сальма, Сальма, а не Саломия, которая пришла ночью уж явно не затем, чтобы послушать в его объятиях, как он в исступлении шепчет имя другой, пусть даже жены. И если Никита не хочет быть посланным в определенном направлении вместе с брачным контрактом, ему следует немедленно извиниться уже на трезвую голову.

Елагин натянул шорты и направился к бунгало Фон-Росселей. Наверняка девчонка начнет сейчас ерепениться, вон как выскочила вчера из номера, будто ошпаренная. Он вспомнил ее слезы и стало почему-то неприятно, Никита даже остановился на полпути. Что за хрень, правда, что ли, волнует?

«А вот и проверим».

Он сейчас выпроводит Даньку из номера под любым предлогом — например, попросит сбегать на рецепцию и уточнить когда освободится Илюха, инструктор по дайвингу, поскольку свое время они пропустили по вине Никиты. А сам зажмет в углу Сальму и поцелует, как раз и узнает, волнует или нет. И к своему безграничному удивлению вдруг почувствовал, что волнует, еще и как.