Дверь в бунгало была нараспашку, Никита заглянул и увидел, что там вовсю идет подготовка номера к приезду новых гостей.

— Они уехали раньше времени, меня прислали приготовить номер к заезду, — горничная была явно напугана устрашающим видом Елагина, он круто развернулся на сто восемьдесят градусов и зашагал на рецепцию.

— Госпожа Фон-Россель вместе с мальчиком уехали рано утром, у нее изменились обстоятельства, но она утверждала, что лично ходила к вам в номер, чтобы сообщить, что улетает, — поведала администратор, преданно глядя в глаза Елагину.

«Класс! У нее что-то случилось, она пришла сообщить мне о том, что с утра вылетает, а вместо этого…». Но ведь она не была против, тут Никита голову на отсечение давал. Достал на всякий случай телефон, но самолет сейчас наверняка в воздухе.

Никита долго гипнотизировал взглядом экран, и лишь только увидел, что Сальма появилась в сети, тут же нажал на вызов:

— Да, — все тот же хриплый голос, но сегодня он его совсем не раздражал.

— Ты почему сбежала, Алина?

Пауза в трубке. Ответ на взгляд Елагина прозвучал чересчур резко:

— Я не сбежала, Никита. Возникли срочные дела, из-за которых мне пришлось вернуться раньше срока, — говорит спокойно, только почему у него такое ощущение, будто сейчас сердце выпрыгнет из груди?

— Странно, а мне показалось…

— Тебе показалось. Спасибо за отдых, все было просто чудесно.

— Да? — Никита хмыкнул, а потом сказал вполголоса, постаравшись, чтобы прозвучало как можно более проникновенно: — Что ж, я рад. Мне тоже все понравилось. Очень. Только слишком темно, в следующий раз я не дам тебе даже штору задернуть.

И он отель ставил на то, что Сальма сейчас покраснела, да что там, пятнами пошла, и губы покусывает, ответ сочиняет. Видать ничего не сочинила, потому что бросила обрывочно: «Мои юристы свяжутся с тобой», — и нажала отбой. Но Никита остался доволен.

Он понял, что поселил достаточно смятения в ее глубоко затаившейся душе, а большего ему пока не требовалось.

«Кто ты, Елагин, талантливый актер, расчетливый мерзавец или тот, кто однажды предав, теперь сожалеет и раскаивается?»

Саломия смотрела на заснеженные деревья, мелькающие за окном автомобиля, и не верила, что еще утром она любовалась белоснежным песком мальдивских пляжей. А ночью — красивым, словно выточенным телом своего сначала мужа, потом врага, а теперь кого? И не только любовалась…

Этот перелет совсем ее измучил. Даниэль, два часа рыдавший из-за того, что не попрощался с Никитой, с горем пополам уснул, пристроив голову у нее на коленях, а сама Саломия все долгие часы полета безуспешно отгоняла картины, встающие перед глазами.

Этой ночью Никита был с ней, с Саломией, а ни с кем другим, и у нее до сих пор дрожали колени от одного его шепота, звучащего глубоко внутри и выворачивающего наизнанку сладкой истомой. Она едва не выдала себя, начав проливать слезы, но слушать, как Никита признается иллюзорной Сальме Фон-Россель в любви к ней, Саломие, было выше ее сил. Разве такое говорят, если цель — заполучить в жены богатую наследницу? По законам жанра он должен был стараться ее увлечь, а «слишком темно, в следующий раз я не дам тебе даже штору задернуть» в качестве соблазнения звучало довольно сомнительно.

Этой ночью она поняла, что живет — по-настоящему живет, дышит, чувствует, — только рядом с ним. И любит только его, бывшего мужа. И врага тоже бывшего, потому что обманывать себя она больше не могла, в ее сердце не было ни ненависти, ни жажды мести, а от одной только мысли, что она его больше никогда не увидит, Саломии хотелось выть в голос.

«Так кто же ты, Никита Елагин?»

Хлюпающий носом Данил дулся на мать, и ей пришлось выдумать помимо очень срочного дела для себя еще одно, для Елагина. Если уж Никита умудрился привязать к себе их неразговорчивого и необщительного мальчика, что тогда говорить о самой Саломие?

Она долго и отчаянно боролась с собой, воскрешая в памяти все, в чем раньше обвиняла Никиту, но даже огонь, охвативший ее тело и оставивший эти уродливые рубцы, казался затухающей спичкой в сравнении с огнем, пламеневшим в ее сердце от одного звука его голоса.

А потом вдруг отчетливо поняла, что ей все равно, как поступил тогда Никита, гораздо важнее, как он поступит сейчас. И ничто тогда не будет иметь значение, потому что боль, звучащую в его словах о погибшей семье, не подделаешь, тепло к чужому ребенку не сыграешь, как Вадим не пытался, у него так и не получилось. Значит, нужно испытать его, всего лишь один раз, и почему-то она не сомневалась, что Никита это испытание успешно пройдет.

Саломия набрала начальника юридического отдела Лебедева:

— Юрий Сергеевич, я через два часа буду в офисе. Подготовьте мне документы по вопросу, который мы с вами обсуждали, и пусть это будет конфиденциально.

Все очень просто, Никита подпишет этот контракт на ее условиях, и тогда она снимет маску, а если нет… Что ж, значит, она проиграла. Кстати, касательно маски. Нужно не забыть внести в расписание визит в клинику, ее уже записали, через две недели обследование, а потом если все хорошо, еще через неделю операция. Она не снимет эту повязку, пока не избавится от шрамов.

«И я узнаю, какой ты на самом деле, Никита…»

* * *

— Я просмотрю проект контракта, мы обсудим с юристами, и я внесу свои правки, — Никита встал, давая понять, что разговор окончен. Вслед за ним поднялся Лебедев, юрист, которого прислала Сальма, и будь она здесь, Елагин с удовольствием бы задушил ее и не поморщился.

Взял телефон, потом отложил, сделал несколько глубоких вдохов и только потом нажал на вызов.

— Здравствуй, Никита.

— Привет, — он сдерживался изо всех сил, чтобы не наорать, — скажи честно, ты сама составляла контракт?

— Я знала, что тебе не понравится, — ее спокойный ровный тон больше всего выбешивал, — что ж, Елагин, если ты не согласен…

— Отчего же, — Никита снова опустил руку с телефоном и выдохнул, — мне одно непонятно. Почему бы тебе не включить в контракт мои трусы и носки, ты знаешь, они весьма недурственны, и их у меня до хера, если продать на барахолке, ты можешь неплохо разжиться…

— Хватит ерничать, Елагин, — он прямо увидел, как она поморщилась, — если кишка тонка это подписать…

— Я только что послал… выпроводил твоего юриста, — поправился Никита, — пришлю правки, обсудите. Раз пошла такая пьянка, я тоже меняю свои условия. И только попробуй спрыгнуть, Алина, — он уже не говорил, а шипел.

— Я ознакомлюсь и дам ответ как можно скорее.

— Сделай одолжение, дорогая! Кстати, спасибо, что оставила мне Хаммер, буду таксовать, чтобы заработать на памперсы.

— В трусах и носках ты будешь неотразим, дорогой. Не забудь, я держу для тебя место ведущего продажника, так что тебя ждет блестящее будущее в моей, — она нарочно выделила это слово, — компании.