На Семьдесят седьмой улице вместе с ним с поезда сошли несколько человек. Мэтью помчался вверх по лестнице на освещенную улицу, как будто за ним гнались демоны. В час ночи Лексингтон-авеню, с ее цветочными магазинами, кафе, копировальными центрами, была пустынна. Громыхнувшая под ногой решетка напугала его; такси, сворачивавшее на Восемнадцатую улицу, чуть было не задело. Но пустынные боковые улицы были еще хуже. День был теплый, но он почувствовал озноб. Может, он заболел? На Второй авеню работали рестораны и круглосуточные кафе, и он немного расслабился. Войдя в свой подъезд, он уронил ключи на черно-белый кафель, поднял их, уронил снова и громко выругался. Его голос эхом отозвался в пустоте лестничного колодца. Так он соседей разбудит — если, конечно, они дома. Он не был знаком ни с кем из живущих здесь. За помощью обратиться будет не к кому.

Поднявшись на два пролета, он открыл оба замка и вошел в свою тесную кухню. Ему понадобилось несколько минут, чтобы понять, что что-то было не так. В квартире горел свет. Потом он услышал, что в комнате кто-то ходит. Он уловил тихие шаги и скрип половиц, поискал взглядом какой-нибудь тяжелый предмет, и в этот момент она позвала его:

— Мэтью.

На пороге ванной стояла Ана. Ее внешний вид примерно соответствовал его внутреннему состоянию: растрепанные волосы, темные круги под глазами, мятая одежда — как будто в ней спали. Но ему показалось, что она прекрасна.

— Как ты вошла?

— Меня впустил Бенни.

— Бенни?

— Езраки. Только не говори, что ты не знаешь Бенни.

Он вспомнил это имя. Израильский друг деда. Занимается то ли маркетинговыми исследованиями, то ли еще чем-то. Бывший сотрудник МОССАД — можно подумать, что они действительно бывают «бывшими».

— Да, я знаю его. Но я не давал ему ключей.

— У него такой огромный набор отмычек; он говорит, что может открыть восемьдесят процентов всех стандартных замков в городе.

— Это успокаивает. А почему он тебя сюда привел?

— Я попала в переплет. — Она пыталась говорить как ни в чем не бывало, но голос не слушался. — Он решил, что мне лучше пока к себе не возвращаться.

Мэтью быстро закрыл бесполезные замки, а когда повернулся, она уже подбежала к нему, ударившись лбом о его подбородок.

— Извини.

— Ничего.

Несколько минут они просто стояли, прижавшись друг к другу. Он крепко сжимал ее в объятиях, ощущая под пальцами ее ребра. Это было так странно — чувствовать это успокоение, давать успокоение, находясь в таком потрясенном состоянии. Он и не думал, что когда-нибудь снова обнимет ее. Голова была забита объяснениями, обоснованиями, мольбами, которые помогли бы ему снова завоевать ее доверие. И все это казалось недостаточным и неубедительным даже ему самому. И все-таки вот она. И не надо никаких объяснений, никаких причин. Теплое дыхание на его шее, исходящий от волос запах алоэ.

— Я чувствую себя такой глупой, — прошептала она ему в воротник, — я боюсь.

— Расскажи, что случилось.

Медленно разжав руки, она уселась за маленький кухонный стол. Он приготовил чай, но оба не притронулись к нему, пока она рассказывала о Розентале, дель Карросе и встрече в соборе. Когда он закончил рассказ о своих злоключениях в Греции, было уже три часа ночи. Он держал ее руки в своих, дрожа от усталости.

— Не могу поверить, что после всего, что ты наговорила мне на прошлой неделе, ты стала охотиться за этим типом.

— Я решила, что он просто старый коллекционер, — ответила она. — Мне не показалось это опасным. Я думала, что смогу кое-что разузнать.

— Вот и разузнала, — рассмеялся он.

— Ну, в общем, он мне кое-что рассказал. Прими во внимание сам источник информации. А затем я раскрыла свой большой рот — и намекнула, что знаю кое-какие секреты. Интересно, будут ли они меня искать?

— Сомневаюсь. Они же знают, что ты под защитой.

— Может быть, они думают, что я знаю, где икона.

— А что думает Бенни?

— То же, что и ты. Они готовы были меня сцапать, потому что у них была такая возможность, но вряд ли они снова пойдут на это. Им нужна только икона. Я не могу отвязаться от этой чертовой доски даже сейчас, когда продала ее.

«Это потому, что ты разрешила мне войти в твою жизнь», — чуть было не ответил он, но удержался. Несколько мгновений они молчали.

— Итак, они исчезли, — снова заговорила Ана. — И икона, и твой крестный.

— Похоже, да. Вообще-то я догадываюсь, где он может быть.

— Правда? Где? Нет, лучше не говори мне.

— Я и не собираюсь тебе говорить. На самом деле я пытаюсь завязать со всем этим.

Она крепко сжала его руки.

— Да. Именно это мы и должны сделать.

— Я так устал.

— Тебе надо поспать. Я уже могу уйти.

— О чем ты говоришь?

— Я уверена, что опасность уже позади. Тебе нужно побыть одному.

— Ты никуда не пойдешь. Я с тебя глаз не спущу.

— Хорошо, — улыбнулась она. — Но я не уверена, что смогу заснуть. Боюсь, мне будут сниться кошмары — что меня кто-то преследует.

— У меня тоже сегодня было ощущение, что меня кто-то преследует.

— Когда?

— В метро, по дороге домой. Не волнуйся, там никого не было. Просто сумасшествие. Хотя правда казалось, что кто-то или что-то идет за мной.

— Эта доска съедает тебя заживо. Пожалуйста, пообещай, что ты больше не будешь этим заниматься.

— Обещаю, — сказал он тоном, который убедил даже его самого. — Я должен забыть о ней. Я просто не создан для этого.

Она обошла вокруг стола и снова обняла его.

— Обещай мне.

— Я обещаю себе. Я хочу все это бросить. — Он закрыл глаза. — Я только молюсь о том, чтобы они оставили нас в покое.

— Это вполне мог быть он. Вполне возможно.

Они вышли из кафе к машине, чтобы Бенни мог покурить. И в любом случае отсюда лучше просматривалась улица Мэтью. Пока что ни он, ни Ана не выходили, что, по мнению Андреаса, свидетельствовало об их примирении.

— Но ты не уверен?

— А как я могу быть уверен? — Бенни захлопнул дверь машины и тут же зажег сигарету. Его левая рука была забинтована, и это явно ему мешало. — Я же никогда не видел его в жизни, только на фотографии. Все старики выглядят одинаково.

— Тогда почему ты думаешь, что это мог быть он?

— Я видел лицо довольно близко. И вокруг него крутился голландец. Зачем простому коллекционеру такой человек?

— Он не простой коллекционер. Безусловно, это опасный человек. Но это не означает, что он — Мюллер.