– Вот вы и сказали, – засмеялся Очкарик, – и спору нет, – оглянулся, увидел подошедших гостей: – А мы уже завершили диспут, – сообщил Очкарик. – Хорошо поговорили, ну просто от души.

И Премьер улыбался, не снимал улыбку, что для Легата было невиданным. Легат поймал его взгляд и все понял.

– Нам пора, – сказал он. – У Полковника вечером – серьезное дело, успеть бы.

– Успеем, – легко подыграл Премьер.

– Жаль, – сказал Очкарик, – даже толком не отобедали. Одни разговоры…

Хотя скорее всего жаль ему не было. Фигура речи. А что хорошо поговорили, так это просто хорошо, не более и не менее.

– Спасибо за встречу, господин Очкарик, – сказал Премьер. – Мне было очень интересно и, надеюсь, будет полезно.

– Пустое, – отмахнулся Очкарик. – Приходите еще. Приятно общаться с умным человеком.

И все толпой двинулись к воротам.

А Очкарик взял Легата под руку, сказал тихо:

– Я подумал над тем, что вы мне порекомендовали в прошлый раз. Спасибо за совет. Я поступлю так, как вы предлагали. Смертной казни не будет… Завтра, полагаю, вы у меня?

– Я провожу Полковника и завтра утром вернусь. Если вы приглашаете, то – с радостью.

– Стану ждать. Если возможно, не позже десяти утра. В двенадцать ноль-ноль Генеральный проводит совещание, а время таких совещаний заранее не просчитывается… – помолчал и добавил: – А Генерал ваш – мужик сильный. Но что-то его в прошлом держит, не пойму что.

А Легат посчитал, что он сам не только не понял «про прошлое», но даже и не услышал о том…

Гордый Пахарь стоял у новенького серого авто, собранного умельцами из Страны-Сапога. Они же нынче ладили выпуск точно таких же в Городе-на-Великой-Реке.

– Новая? – подыграл Легат бывшему однокласснику.

– Месяца еще нет, – улыбаясь, ответил Пахарь. – Вообще-то отцовская, но у него еще есть. А я на этой.

– Кто ж он у тебя, если у него столько машин?

– А он их продает за рубеж. И не только их. Все, что продается за рубеж, идет через отца.

– Министр внешней торговли?

– Да, пожалуй, повыше, – виновато улыбнулся Пахарь. – У него вообще-то конкретной должности нет… Скажем так, он – советник Правительства по вопросам производства и торговли.

– Производства чего?

– Да всего, что продается.

– Так не бывает, – искренне возмутился Легат.

– Сам знаю, что не бывает. Но ведь и тебя здесь быть не должно. А ты – вот он. Так и отец. Не бывает, а есть… Я и сам его иногда не понимаю.

Похоже, что Мужик в эти скупые годы был неким вестником грядущих девяностых, когда все, что продается, продавалось со свистом. Единственным вестником, монополистом!.. Кстати, о девяностых: если он доживет до них, то приживется ли? Конкуренция явится молодая и неслабая. А ему уж за семьдесят перевалит…

– Когда обратно? – спросил Пахарь.

– Завтра утром точно. А что?

– Найдешь свободное время?

– В районе полудня. В десять утра я – у Очкарика.

– Я тебя в двенадцать буду ждать у метро на площади Друга Детей. Идет? На всякий пожарный – это мой домашний. Я сейчас чаще дома сижу – вступительные экзамены, сам помнишь…

– Идет, – сказал Легат, хотя и не понял, что идет и куда идет.

Бумажку с телефоном взял.

Ехали молча. Полковник не перестал быть Полковником, поскольку он и вправду был оным, но стал еще и Премьером. Молчал. Дорога по-прежнему была пустой, через полчаса притормозили у причала.

– Что ж так недолго? – удивился Харон. – Вы ж всегда поздно вечером уходите.

– Вернусь, – пообещал Легат. – Вот провожу товарища Поковника, а завтра утром встречай.

В тоннеле влезли в комбинезоны и пошли. Молчали, как и в машине. А в тоннеле и не поговоришь, дыхалку беречь надо. До выхода добрались за полтора часа: дольше, чем в ту сторону, но такое и раньше бывало. В потолочную дыру попало солнце и высветило овалом кусок пола. Легат встал в овал и крикнул:

– Эй, вы, там наверху!..

Строчка из песни Примадонны сработала. Две головы мгновенно возникли в люке.

– Господин Премьер, вы здесь?

Нормальный вопрос.

– Вытаскивайте нас, – ответил Премьер.

Вообще-то Легат и его напарники доселе выбирались из люка с помощью обычной деревянной стремянки, еще в первом своем возвращении домой за смешные деньги купленной Легатом у Харона. То есть вниз надежнее было прыгать, а вверх – по стремянке. Но охранники Премьера спустили вниз – это ж надо! – веревочную лестницу.

Что ж, нынче играем по чужим правилам.

Премьер пошел первым и пошел быстро. Легат тоже не подкачал.

– Вы на машине? – спросил его Премьер.

– Конечно, – соврал Легат.

Впрочем, такси – чем не машина?

– Тогда я прощаюсь. Спасибо вам за любопытное путешествие. И успехов в работе!

И пошел к забору. И два караульщика могучими торсами прикрыли его от таки прощального взгляда Легата. И даже не полюбопытствовал: говорил ли Легату Очкарик на росстанье о своем впечатлении от встречи. Может, не интересно Премьеру чужое мнение? Может, своего достаточно?

Может, может…

А чего, собственно, ждать было? Восторженных слез и страстных объятий? Чушь-то какая… Дело – оно всегда дело. И всегда выше эмоций. Он же, Легат, сам такую нехитрую философию исповедовал. И другим велел. Так что все – тип-топ. Хорошо бы из Службы не погнали. За то, что видел не то, что положено. Фигура речи.

А с чего Легата из Службы гнать, если сам Премьер пожелал ему успехов в работе? Место работы у Легата одно и называется «Службой». Не успехов же в хождения по времени ему пожелали… А раз так, то слова Премьера можно расценить, как совет прекратить эти хождения и заняться настоящим делом. И уже привычным. Совет, если руку на сердце, толковый.

А на путешествиях, значит, крест?..

Подумал: может вернуться назад?

А и в самом деле! Для бешеной собаки лишний час в тоннеле – не крюк.

И пошел назад. Родная гостиница «Мать-Город» ждет его в режиме on line. Но на «Командирских» всего – без двадцати три. Чего ему в гостинице делать? Не позвонить ли лучше большому мальчику Пахарю: куда это он Легата звал, на какие сюрпризы намекал…

И прямо от Харона, радостно удивившегося возвращению клиента, звякнул Пахарю. А тот, как и говорил, дома сидел, грыз гранит какой-то науки. Обрадовался, что можно не грызть. И через пятнадцать минут был на своем автомобильчике около пирса.

И порулили. По Набережным Реки к Мосту Победы-над-Супостатом, по Дороголюбовской поверх тоннеля – на проспект Фельдмаршала, взяли вправо и въехали в ворота дома номер двадцать два, где Легат давеча покупал конверт и бумагу для письма самому себе – нынешнему, и где, въехав, сразу же увидел забор, за которым, ничуть не изменившаяся, стояла его вторая школа.