Семакгюс звучно расхохотался.

— Во время любовных забав! Нет, так ученые называют азиатскую королевскую кобру, иначе именуемую очковой змеей.

Вытащив из кармана свинцовый карандаш и клочок бумаги, он уверенно набросал голову рептилии; Николя внимательно разглядывал рисунок.

— Но при чем здесь господин Мурю? Насколько мне известно, на улице Монмартр подобных рептилий не водится.

— Вы совершенно правы. И тем не менее у жертвы были обнаружены все симптомы отравления ядом.

— Значит, его кто-то укусил или уколол?

— Помните мое замечание относительно небольшой ранки на ладони? Мне не хотелось опровергать Сансона у вас на глазах, но омертвевшие края ранки не выходили у меня из головы, напоминая об уже виденных мною точно таких же повреждениях. Хотя в нашем случае речь идет скорее о надрезе, а не об уколах, характерных для зубов кобры.

— Возможно, это была не кобра. Что вы скажете о гадюке?

— Я о ней думал, однако сомневаюсь. Укус гадюки, сколь бы глубоким он ни был, не всегда смертелен для человека. Разумеется, он убивает воробья, кролика, курицу, иногда собаку, если это еще щенок. От господина Жюсье мне известно, что некий Фонтана, физик великого герцога тосканского, провел более шести тысяч подобных опытов.

— Ваш рассказ о ранке заинтриговал меня, — произнес Бурдо. — Каким образом ввели змеиный яд в организм мэтра Мурю?

— Как вы помните, у меня пока всего лишь догадки. Возможно, перед нами случай, где вместо яда змеи использовали обычный яд.

— Мне уже не по себе, — сообщил инспектор. — И все же, чтобы отравить человека змеиным ядом, надобно иметь змею.

— И содержать ее в тепле, ибо кобры живут в тропических странах и не переносят холода.

— В Королевском ботаническом саду есть кобры?

— Только заспиртованные.

— А у частных лиц?

— Я таких не знаю. Но нет ничего невозможного. Главное, чтобы для рептилии поддерживали нужную температуру.

— Судя по вашим словам, — заметил Николя, — вы полагаете, что можно собрать змеиный яд, но я не представляю, как это сделать.

— Нет ничего проще, — ответил Семакгюс. — Я раз двадцать видел, как это делают в Индии. Факиры и дервиши, которые управляются со змеями, заставляют их кусать ткань, натянутую на калебас.

— Калебас?

— Высушенная и особым образом обработанная тыква. Что-то вроде круглой супницы.

— А это не опасно?

— Сначала змею раздражают палкой с рогаткой на конце, а потом, изловчившись, хватают за голову и сжимают ее. Защищаясь, змея выпускает яд. Когда отпускаешь змею, следует соблюдать предельную осторожность!

— Так, значит… — словно отвечая самому себе, начал Николя, — улица Пуарье, кролики, комочки шерсти, огонь в запертой комнате…

— И желтоватые и темные желтые чешуйки, которые оба раза вы принесли на своих сапогах! — объявил Семакгюс, торжественно потрясая мусором, собранным с подошв сапог Николя. — Да, дорогой Николя, на улице Пуарье преступник содержит кобру, чей яд убил мэтра Мурю!

За этим заявлением последовала долгая тишина.

— Круг поисков суживается, — задумчиво произнес Бурдо. — Насколько мне известно, в Париже кобрами не торгуют.

— Быть может, цыгане? Они иногда показывают рептилий на ярмарках.

— Маловероятно. Они слывут похитителями детей, а потому за ними ведется постоянный надзор. Это стало бы известно.

Николя покачал головой.

— Тогда частное лицо? Похоже, мы снова выходим на нашего неизвестного. Получается, он содержал змею на улице Пуарье. Но зачем и почему?

— Два хитроумных сыщика констатируют существование змеи и отравление ядом, — заговорил Семакгюс. — Эти же сыщики располагают клочком ткани, происходящим из Ост-Индии. Но у них нет ни одной версии. Так позвольте же мне, простому хирургу, высказать предположение, что тот, кто убивает с помощью змеиного яда, скорее всего, является моряком, солдатом, монахом или негоциантом, ибо такое живое оружие может попасть в руки только тех, кто побывал в жарких странах. Разумеется, от этого поиски не становятся легче, зато обретают целенаправленный характер. Я сам бывал в дальних краях и видел кобр, и готов разоблачать уловки противника, дабы полностью снять себя подозрения.

— Вы только послушайте его! — рассмеялся Николя. — Боюсь, наш Гийом хочет снова вкусить Бастилии.[45]Но, в сущности, он прав: пора готовить наступление. Нас ждет решающая битва. Шеренги строятся и наступают врассыпную. Давайте еще раз составим план того, что нам предстоит сделать в ближайшие дни.

И он подробно изложил порядок дальнейших действий.

— Один факт по-прежнему продолжает беспокоить меня, — заметил Бурдо. — Энефьянса-сына приговорили к галерам, следовательно, его имущество должно было перейти в пользу короны…

— Я вас перебью, Пьер, — сказал Николя. — Когда не было ни процесса, ни приговора, речи не идет и о передаче имущества.

— Значит, поэтому дом и оказался заброшенным?

— Без сомнения, хотя это не объясняет исчезновение мебели. Ее увезли, но почему и кто? Вопрос открыт. Вдобавок имеется еще загадочный дом напротив. Пьер, я призываю вас начать действовать в этом направлении. Узнайте, кому он принадлежит. Походите и порасспрашивайте соседей, а также местного нотариуса. У меня такое ощущение, что отсутствует какая-то очень важная деталь, и когда мы ее найдем, мы многое поймем.

— Вам надо бы, — вставил Семакгюс, — расспросить людей в Министерстве морского флота. Без сомнения, Сартин распахнет перед вами дверь архивов своего департамента, к коему относится и каторга в Бресте.

— А почему мы продолжаем говорить о галерах, когда таковых более не существует? — спросил Бурдо.

— Да будет вам известно, — назидательным тоном объяснил Семакгюс, — что королевские галеры прекратили свое существование в 1749 году, после смерти своего последнего главнокомандующего. Тысячи узников в Тулоне, Бресте и Рошфоре перешли под начало Морского министерства…

— Но галер более нет, остались только праздные узники!

— Вы не правы! Неужели вы думаете, что кому-то могло прийти в голову лишить государство рабской рабочей силы? Когда в 1755 году я был в Бресте[46], каторжники занимались строительными работами по обустройству порта. Кирками и мотыгами они разрушали скалистые берега реки Пенфельд, копали землю, вывозили камни и ил, откачивали воду, забивали сваи, строили фортификационные сооружения и пороховые склады, выполняли тяжелейшие земляные работы.