— Зато ты уж расстаралась, — рявкнул князь, широко размахнул руки, обрушился всей спиной в кресло и стукнул кулаком по хрустнувшему подлокотнику. Выдохнул с рычанием, стравливая возмущение. Пояснил: — Было б кого пороть, выпорол бы. Но не могу! Выглядишь так, словно душу в тебе только одеяло и удерживает. Иначе отлетела бы. Ну, какой надобен подарок?

— Летом у тебя появится внук или внучка, — вслух задумалась Лидия. Отец шумно подавился новостью. — И что мне с ними делать без бабушки? Ты опять начнешь охотиться и рубить коровам хвосты, вот как я полагаю.

— Лидушка, и всего-то раз такое приключилось, — смутился князь. — Где я возьму бабушку? Вон, сестру в замок приглашу. Может…

— Очень прошу никогда при мне не упоминать эту гадкую женщину, — тихо и зло приказала княжна. — Брат у меня есть. Тети — нет. И все.

— Фамильный характер проснулся, — умилился князь. — Одного не пойму. Лара, то есть эта гадкая женщина, не дала моей… — он мрачно зыркнул на мачеху, — бывшей жене тебя отравить. Лекаря вызвала, в шубу укутала. Так вроде.

— Совсем наоборот.

Конопатая горничная, которая полагала себя главной в комнате княжны, приволокла шубу и обличающе бросила на ковер. Заговорить первой при грозном князе Марта не посмела, молча ткнула пальцем в измятых синих соболей, каких у тетки Лары никогда не было и быть не могло…

— Ну я ей еще один осиновый кол добавлю к лесным угодьям. — Шея князя налилась багровым тоном. — Я ей… Ладно, позже. Что мы обсуждали касательно годной бабушки?

— Эту хочу. — Лидия кивнула на мачеху и почувствовала, что капризничать сегодня удивительно приятно. — И немедленно. Пока в ратуше все в сборе, как раз успеешь.

— С ума посходили мои бабы, — глубокомысленно промолвил князь, по всему видно, очень довольный развитием событий. — Ты ж ее каждодневно и неустанно требовала изгнать! И вообще… Ты соображаешь, какого она воспитает мне внука? Это ж будет чудовище!

Князь раздраженно фыркнул, настороженно и неуверенно глянул на Натэллу. Дернул шеей, тяжело вздохнул. Обернулся к приоткрытой двери и в полный голос велел закладывать карету и отослать в ратушу нарочного: пусть ждут его светлость.

— Чего расселась? — виновато и оттого еще более воинственно упрекнул он мачеху. — Переодевайся. Не могу же я опозориться, как никчемный принц Тэль-Коста? Моя жена должна явиться на церемонию в пышном платье и при рубинах. Потому что лучшие рубины именно наши, даргмирские, это всякому надо знать.

— Ты же меня выгнал, — как-то робко, непривычно для ее голоса и манеры, напомнила Натэлла. — Только что. И даже не извинился. Слова не дал сказать…

— Я болею, — блаженно прищурилась Лидия. — Идите ругаться на первый этаж.

Повеселевшая мачеха снова погрозила пальцем и заверила, что теперь обязательно излупит выздоравливающую. Не сегодня, но времени впереди, как выяснилось, предостаточно. Княжна, а точнее, уже принцесса Тэль-Коста, снова закрыла глаза.

Она много спала и легко пробуждалась, послушно кушала и пила настои. Дни шли, повязки на руках становились все тоньше, кожа приобретала здоровый вид. Натэлла придирчиво рассмотрела щеки и нос и постепенно сочла, что лицо удалось спасти, что кожа не пострадала совершенно. Осталась гладкой и ровной… Вздохнув, мачеха усмехнулась и велела впредь меньше переживать по пустякам: именно от страданий и ссор кожа краснеет в местах пролеченного обморожения, это, по-видимому, будет заметно даже много лет спустя — на правой щеке и по краешку уха.

Лидия удивлялась: интересно болеется в эту зиму. Только что на душе было чернее черного, а вот появилась новая надежда. К тому же у постели то и дело сменяются хорошие люди, и именно теперь удалось понять, что в мире их довольно-таки много. Даже очень много! Иной раз прикроешь глаза, ощущая рядом брата Левина. Открываешь — уже ушел, на его месте пристроился папа. А потом мачеха, которую больше не хочется так звать. Да и новая конопатая Марта лучше прежней. Хоть вместе с именем она загадочным образом унаследовала неумение молчать, однако ворчит ненадоедливо. Злобы в ней нет, как и желания нашептывать сплетни и многозначительно хмыкать за спиной.

Мирош приходил часто, сидел и рассказывал забавные истории из жизни столицы, интересно объяснял неписаные правила двора, приправляя их байками. Неловкость первой встречи быстро забылась. Называть Мироша Гравра мужем и считать близким человеком оказалось легко. Вот только невысказанное мешало, копилось, темной усталостью лежало на дне серо-зеленых глаз принца.

— Три недели смотрю в это окно, — пожаловалась Лидия, старательно поправляя платье. — Ужасно утомительно знать наизусть каждую веточку в саду.

— Сегодня Марта добра, она дозволила тебе спуститься к общему обеду, — порадовал Мирош. — Скоро нас позовут.

— Ты никогда не расскажешь мне о своей Эльзе? Это больно?

— Если честно, мне очень надо хоть с кем-то поговорить, — благодарно улыбнулся принц. — Трудно это, но необходимо. Слушай, раз сама дозволила высказаться. Мы познакомились в начале замечательно теплого и тихого лета. Она умела усмирять штормы и повелевать волнами. Теперь могу признаться: мне была в чем-то тягостна огромность ее власти. Может статься, оттого и начался обман. Я не сказал ей, что прихожусь кузеном королю. Не пояснил смысла своего интереса к Запретным островам. Не упомянул, что Альбер Лгос сразу же назвал Эльзу оружием, которому нет равных: кузен в единый миг все понял, наперед просчитал и возмечтал стать повелителем всего прибрежья, покорив Нагрок и иные страны. Еще я умолчал о том, что заключенный по обычаю островов брак недействителен в Дэлькосте.

Мирош смолк, с тоской вспоминая недавнее и, увы, невозвратное. Свое счастье на борту «Гончей луны», когда жизнь казалась простой и не требующей ни выбора, ни жертв.

Сирин, его счастливая Эльза, улыбалась морю — и в ответ ветер послушно наполнял паруса, оставляя волны низкими и длинными. Океан чуть покачивал корабль, как колыбель любимого ребенка… Принц редко выходил на мостик, где должен командовать он, капитан. Смущенно пожимал плечами — и чем тут командовать? День за днем даже паруса менять не приходится, рулевой дремлет у штурвала, закрепленного в выбранном однажды положении.

— Вот удача, — лукаво хихикала Эльза, — мне повезло, все время капитана принадлежит в спокойном море именно жене.

Они так недавно знакомы, а слушать, как красивы синие глаза и легка ее танцующая походка, невыразимо приятно. Мирош сдавался, поднимал на руки смуглую тоненькую оримэо и уносил — на нос корабля, в каюту, на палубу, в тень парусов. Часами восхищался, какие у жены удивительные руки с узкими запястьями. На них можно застегнуть любой из браслетов, предлагаемых ювелирами берега.

Мирош принимался вдруг обещать с практичной и оттого смешной мечтательностью, что поведет жену по роскошным салонам и выберет самый красивый браслет. Он помнил, что на родине Элиис именно браслетом скрепляют союз, прочный, на всю жизнь. Но покупать перламутровый принц отказывался и твердил, что жене требуется непременно золотой с синими, как ее глаза, сапфирами.