— Она сумасшедшая? — осторожно спросила Авэи.

— В какой-то мере, — охотно согласился араави. — За минувшие полвека она была лучшей из всех, кто служил Древу на северном берегу. Три года назад Виори подготовила первую ученицу и отправила в Нагрок, есть такая страна далеко на севере. Вторую девочку и юношу доучивает теперь… Недавно она потребовала добавить еще одну девочку в обучение, ей скучновато, дети слишком… спокойные и рассудительные. — Араави резко поднял руку, не позволяя себя перебить. — Авэи, сирены обычно не допускают даже мысли о препирательствах с обладателем перламутрового жезла. Ты ведешь себя отвратительно… что должно обнадежить Виори, если она пожелает узнать о тебе. Север бесконечно опасен, там никто не помогает нашим людям. Нет надежных стен и бухт храма, за спиной не стоит стража древней крови, милейшие люди лгут без яда и меда звучания всегда и всем, а ты одна против этой лжи, наивная и беззащитная. Почти каждый год мы теряем своих людей, и далеко не каждому удается умереть просто.

— Ох…

Араави нахмурился, сокрушенно вздохнул, но его глаза смеялись.

— Сотня праздничных фонариков снова на воде? И мы готовы мечтать о страшном, опасном и смертоносном? Нам хочется быть обманутыми и униженными?

— Так я же их тоже же, — запуталась в обещаниях Авэи, щупая помост и не приходя в себя от потрясения. Новые мечты, сотканные араави буквально из нескольких ловко подобранных предостережений и намеков, заслонили настоящую жизнь. Эти грезы оказались несравнимо богаче и интереснее прежних. — Я сирена!

— Милейшая и тишайшая энэи Виори сидит в соседней комнате, — спокойно сообщил араави. — Она слушает нас. Сейчас ты пойдешь к ней и, если тебя соизволят заметить, вы потолкуете о том о сем. Я не знаю, годна ли ты в ученицы, и не хочу обрекать неподходящего человека на слишком скорую гибель. Мы проведем проверку, и после энэи Виори решит, стоит ли тратить на тебя время. Люди, что внушили тебе мечтания о Ноире, все еще в этом замке. Мы хотим выявить всех, кто неверен своему долгу, а не одного предателя, уже известного нам по наблюдениям Боу. Это значит, ты пока что продолжишь играть роль мечтательницы, вздыхать о Ноире, а вдобавок научишься следовать указаниям Виори. Она посмотрит, умеешь ли ты играть и хватит ли у тебя сил и мужества, здравого смысла и хладнокровия, чтобы исполнить задание и уцелеть. Не исключаю, что ты попадешь на какое-то время в подвалы восточного замка. Это большая игра. Опасная. Конечно же у тебя есть право отказаться.

— Я могу увидеть ее прямо теперь?

— Ты помнишь о своем оружии и своей защите?

— Разум, здравый смысл и это… ну, остальное.

— Обычно о совести забывают быстрее всего, — с оттенком сожаления посетовал араави.

— Простите.

Жест руки араави соединял прощение, приказ удалиться и благословение. Поклонившись, Авэи спотыкающимся — ведь нельзя срываться и бежать! — шагом заспешила в соседнюю комнату. Виори с первого взгляда поразила воображение возможной ученицы. Она была ослепительна! Независимо от возраста… Гордая посадка головы, длинная шея, волны волос, изысканный наряд, тонкий запах благовоний — все это лишь мелочи, едва заметные в сравнении с главным: эта женщина знала собственную уникальность и вовсе не подлежала сравнению с кем-либо.

— Садись. Будем разбираться, как ты слушаешь людей и что способна сказать о них после беседы, — проговорила Виори хрустальным голосом, наполненным медом… или ядом.

Авэи рухнула на циновку, восторженно глядя в лицо своей мечте, только что обретенной и по-прежнему недосягаемой. Красиво очерченные яркие губы наметили холодную улыбку. Виори чуть приподняла тонкую бровь, весьма определенно выразив неготовность выслушивать восторженный младенческий писк.

— Я хочу знать все, что ты думаешь об араави Граате. Вы беседовали так долго, ты даже перебила его дважды и позволила себе задавать вопросы, не спросив на то соизволения, тоже дважды. Ты охнула, что никуда не годится, разве что ты сознательно выказывала некое отношение или проверяла ответное поведение. Начинай рассказ.

— Но…

— Я разве ждала возражений или вопросов? Начинай.

— Он араави, он очень умный и… не злой.

— Эраи, я уезжаю, — с непередаваемым презрительным равнодушием выговорила Виори, умещая все чувства в полушепот и не повышая голоса. — Эта девочка очаровательна ровно так же, как и глупа.

— Тебе хоть однажды в жизни было пятнадцать? — Араави, оказывается, стоял за спиной, от его голоса Авэи вздрогнула. — Виори, она вовсе не глупа. Имей снисхождение, мечта малышки только что потерпела крушение, а шторм событий все длится. Дай ей хоть какой обломок, пусть ухватится и пробует барахтаться.

— Там ей никто не выделит иного подарка, кроме ножа в спину. Она глупа, самонадеянна. И слишком красива. Сочетание отвратительное, — поморщилась Виори. — Убийственное.

— Разве она не похожа на тебя в ранние годы?

— Упаси меня Сиирэл. — Бровь снова изогнулась, на сей раз в насмешке. — Я была много красивее и гораздо… глупее. Но я не молчала и не пялилась в пол, теряя последнюю возможность произвести впечатление, пусть и самое чудовищное. Еще хуже то, что она, пожалуй, в твоем присутствии опасается говорить гадости относительно араави. Да, я давно желала сказать: Эраи, мне решительно не нравится то, как тебя воспринимает окружение, это опасно и для них, и для тебя, к тому же создает осложнения в общении с внешними для храма людьми.

— Я работаю над вопросом.

— Ты бездарно провел беседу с девочкой. Будь у нее мозги и опыт, она задурила бы тебе голову и выведала слишком многое. Ты дал зацепки, ты позволил себе перейти на излишне отеческий тон и даже приоткрылся. Ты… Впрочем, вечером я, пожалуй, приготовлю праздничного осьминога, и мы решим, достоин ли араави права скушать хоть кусочек.

— Я могу идти? — спросил араави наигранно-убитым тоном виноватого ребенка.

— Определенно. — Смех у Виори был неподражаемо музыкальным и легким. — Боже, как мне дурно здесь, на юге, без тэльрийского веера. Закрыть, открыть, к лицу, в сторону… Я привыкла. — Красивая рука, унизанная жемчугом, совершила сложное движение и легла на колени. Пальцы сухо щелкнули. — Авэи, он сильно подыграл тебе и дал отдышаться, но еще одно мгновение молчания — и ты отсюда бегом побежишь страдать и топиться, без права вернуться. Я не затрачу впустую ни мгновения и приготовлю осьминога еще до заката, чтобы отбыть домой по лунной дорожке… Ах, как я бываю порой утонченно настроена на прекрасное. Сама поражаюсь.

— У тебя определенно нет совести, — укорил араави от дверей.

— Не смей оставлять за собой последнее слово в беседах с умными женщинами, прибьют и не поморщатся! — посоветовала сирена голосом доброй мамаши, провожающей сына на рынок.

Авэи, перестав понимать хоть что-то, старательно зажмурилась, прокашлялась и заговорила просто потому, что молчать было невозможно, великолепная и непостижимая наставница уже затмила собою весь мир. «Если я утрачу право учиться, останется лишь утопиться, как и сказала Виори», — твердила себе девушка, торопливо выбалтывая любые, самые глупые и нелепые домыслы относительно араави, лишь бы не молчать. Авэи казалось, что она уже тонет. Горло хрипело, щеки полыхали, пот обильно тек и впитывался в рубаху. Что было сказано относительно араави в тот первый день, Авэи позже не смогла вспомнить. Осталось незабвенным лишь то, что она говорила беспрестанно, пока Виори не встала и не вылила ей на голову кувшин воды.