– Я безумно рада вас видеть, – говорила Эмили, глядя на соперницу блестящими, оживленными глазами. – Правда, забавно? Вы и… – Она умолкла и порозовела, внезапно осознав, что ничего забавного в создавшейся ситуации, в сущности, нет. – Вы тоже выходите замуж? Наверное, это очень приятно – стать великой княгиней. Хорошо бы и в Англии ввести такой титул! Мы с Арчи когда-нибудь наведаемся в Петербург, если выдастся свободное время. Красивый город, мне говорили. Это его называют северной Венецией?

– Да.

– Вы там все время живете?

– Почти.

– Вы на меня не сердитесь? – жалобно спросила Эмили, на которую краткость ответов ее собеседницы произвела удручающее впечатление.

– За что мне на вас сердиться?

– О, ну вы знаете… Просто Арчи всегда любил меня, – сказала Эмили застенчиво. – Все остальные для него не существуют. Когда вы выходите замуж?

– А вы?

– После Нового года. Так хочет королева. Потом начнем перестраивать замок.

– Зачем?

– Но он ведь так ужасно выглядит! Вся эта мешанина… Никакого единства, сплошная безвкусица. Так сказал архитектор. Вы знаете, мы уже архитектора нашли. Столько дел, столько дел! Потом надо будет избавиться от викария. Попросить, чтобы его перевели куда-нибудь.

– Викария? Чем же мистер Моррис пришелся вам не по душе?

Эмили потупилась.

– Трудно сказать. То одно, то другое… Просто я не хочу, чтобы он был там. Он недобрый человек.

– В самом деле?

– Да. Священник не должен быть таким. Он столько всякого наговорил мне про Арчи, когда я… когда вы с ним… Словом, я думала, все пропало, а этот злой человек только бередил мои раны. И Мэри мне на него жаловалась.

– Мэри Невилл?

– Да. Она говорила, ей с ним неудобно. Когда утонул ее кузен, брат Арчи, она плакала, а викарий выразился в том смысле, что ей не следует тратить зря свои слезы. Но вам, наверное, это неинтересно.

Однако Амалии как раз это было очень интересно.

– Эмили, – спросила она, стараясь говорить спокойно, – а что еще вы знаете о викарии?

Эмили пожала плечами.

– Ничего особенного. Кажется, он не из наших мест. Он сирота, ему покровительствовала леди Эверилл. С ее помощью он четыре года назад получил этот приход… А, вот и ты, дорогой!

К ним подошли великий князь Владимир Львович и Арчи.

– Здравствуйте, – застенчиво сказал герцог Амалии.

– Здравствуйте, – как ни в чем не бывало отозвалась она.

Эмили тотчас же вцепилась в своего жениха.

– О, милый, ты обещал познакомить меня с синьорой Боргезе. Смотри, она как раз свободна!

И девушка в розовом решительно увела герцога Олдкасла. – А он все оборачивался на Амалию, одетую в изумрудно-зеленое платье, и Эмили, видя это, сердилась и кусала себе губы…

Викарий Моррис перестал читать и зажег лампу. Стемнело. Он налил себе чаю и, мельком взглянув на стенные часы, вышел в сад, позвать пестрого кота, бродившего где-то по соседству. Кот был единственным существом, которое викарий терпел возле себя. Сколько он себя помнил, он никогда не любил собак, развязных, нечистоплотных животных, которые совокупляются у всех на виду. В кошках же ему чудилось нечто бунтарское, необъяснимое. Кто знает, о чем думает кот, глядя на языки огня в камине?

Вернувшись в дом с котом на руках, викарий сразу же ощутил опасность. Он отпустил Сэнди, и тот, мяукнув, скользнул по коридору в гостиную.

Поколебавшись, викарий с сильно бьющимся сердцем последовал за котом. Ладони у него вспотели, и он нервно вытер их об одежду.

Она сидела в плетеном кресле у камина, и из-под шляпки с облаком перьев он хорошо видел ее сверкающие золотистые глаза. Сэнди, смущенный вторжением постороннего в свое царство, забился в угол.

– Кто вы, мистер Моррис? – спросила она.

Викарий нервно сглотнул.

– Миледи! Как я… Какая честь… – Слова булькали в горле, не желая выходить наружу. – Снова в наших краях?

– Я задала вам вопрос, – спокойно повторила она. – Кто вы, Роберт Моррис?

– Я? Я викарий. – Он наконец-то смог улыбнуться. – Может быть, чаю? Я не привык…

Амалия не сказала ни слова. Он ловко достал вторую чашку, налил в нее чаю.

– Признаться, я привык один… Сахару?

– Да. Ну так кто же вы, сэр?

Викарий сел и сложил руки перед собой кончиками пальцев. Такая поза вскоре показалась ему утомительной, и он опустил руки.

– Что есть человек? – Он чувствовал себя все увереннее. – Древние не раз пытались ответить на этот вопрос. Квинтилиан…

– Не пытайтесь увиливать. Старый герцог Олдкасл – ваш отец?

У викария вдруг напряглись все мускулы на лице.

– С чего вы взяли?

– С того, что больше всего на свете вы ненавидите его семью.

У него забегали глаза. Это было неприятно. Она поднялась с места и подошла к нему. Медленно, очень медленно, – и он стиснул руками подлокотники, борясь с желанием вскочить и убежать прочь.

– Ну так как? – спросила она, останавливаясь перед ним и глядя на него сверху вниз с безграничной гадливостью.

Моррис почти решился. Он уже сознавал, что выдал себя, но не мог вот так просто прекратить сопротивляться.

– Я не понимаю…

– Нет, вы все понимаете.

Она метнула взгляд на Сэнди, притаившегося под комодом, и не спеша вернулась на свое место.

– Вы незаконнорожденный. Кто была ваша мать, я не знаю. Вероятно, одна из служанок в Олдкасле. Герцог был не слишком разборчив в своих связях. Ваша мать умерла. Вас воспитали чужие люди, и от них вы узнали, кто ваш отец. Вы были нищим, жалким, отверженным. Он был богат и знатен, его дети учились в лучших школах и имели все, а главное – они не были незаконнорожденными. Когда вы возненавидели его и их? Тогда, в детстве, или позже? Вы стали священником и втерлись в доверие к леди Эверилл. Вы добились назначения в этот приход, лелея в душе план мести. Не так ли?

Слабый румянец выступил на щеках викария.

– Даже если так, что из того?

– И вы начали мстить. Герцогиня Олдкасл умерла еще до вашего приезда от чахотки. Наверное, вы очень страдали, что не успели с ней разделаться, но перед вами был другой слабый член семьи – Джорджина. Это вы подыскали ей любовника, который встречался с ней в заброшенной хижине?

– Вы и это знаете? – удивился викарий. – Поразительно!

– А потом не вы ли нашептали ей на ухо спасительную мысль о самоубийстве?

Викарий взял чашку обеими руками и медленно отпил несколько глотков. Он с удовлетворением отметил, что его руки не дрожат. Амалия, зябко поежившись, последовала его примеру и тоже сделала глоток.