Миссис Машаду нежно прикоснулась к пенису полотенцем.

– Не бойся, он обязательно оживет, – сказала она. Джек чувствовал сквозь полотенце тепло ее пальцев. Она сидела к нему в профиль, волосы, грубые, блестящие, черные, собраны на затылке в хвост («боевая прическа», как она это называла). Джек заметил, как отвисла у нее кожа под подбородком, заметил, что груди достают до живота. Не красавица, никогда ею не была. Но когда тебе десять лет и когда твой пенис держит в руках женщина, – разве тебе нужна ее красота?

– Ха! – сказала миссис Машаду, сняв полотенце. – Мистер Пенис ожил, и у него грандиозные планы!

«Малыш» не привык, чтобы к нему обращались так изысканно; раньше он знал лишь недовольные вздохи и упреки. Внимание миссис Машаду явно льстило ему и помогло оправиться от удара в пах; пенис Джека, как настоящий джентльмен, поднялся, чтобы сделать даме комплимент, вытянулся, можно сказать, во весь рост.

– Мистер Пенис, чего изволите? – сказала миссис Машаду. – Я поражена! Вы просто красуетесь или что-нибудь имеете в виду?

Пенисы, конечно, всегда чего-нибудь да хотят – только Джек в свои десять лет еще этого не знал, и уж точно не умел выразить это словами. Но миссис Машаду, видимо, была телепатом.

– Мистер Пенис, о чем это вы думаете? – обратилась к пенису миссис Машаду.

– Я не знаю, миссис Машаду, – честно ответил Джек.

Затем он случайно коснулся ее бедра тыльной стороной ладони; но когда она прижала его руку к своему бедру, это уже была никакая не случайность. Она запустила руку себе за спину, сняла резинку с хвоста, распустила волосы – одним легким движением – и закрыла лицо волосами, наклоняясь к его пенису.

– Мне кажется, я знаю, чего хочет мистер Пенис, – сказала она.

Затем она вставила его пенис себе в рот, а Джек почувствовал, как на живот упали ее тяжелые груди. Впоследствии, оглядываясь назад, Джек пришел к выводу, что с того самого дня мистер Пенис и получил свой безрассудный характер. Джек случайно, неосознанно дернул бедрами; он был возбужден, но это возбуждение не было до конца приятным – мальчик боялся, что миссис Машаду проглотит его!

– Что происходит? – спросил он.

Все-таки Ченко недооценил проворство миссис Машаду – она сменила позу так внезапно, что Джек не успел и оглянуться. Чудеса она творить не умела, но мальчик мог поклясться, что не видел, как она сняла футболку и лифчик, а заодно и шорты с трусиками; как ей это удалось, Джек так и не узнал. Он только увидел, какое гигантское у нее то место с волосами, между ног – гигантское в сравнении с тем, что у Эммы и миссис Оустлер. Мама всегда татуировала одну и ту же иерихонскую розу, всегда одного размера, но сейчас Джек понял (в тот миг, когда миссис Машаду села на него сверху), что настоящий цветок всякий раз разный. Бедный Джек Бернс! Этот его опыт (три опыта) стал ключевым для его развития, с тех пор он уверовал, что всякое влагалище совершенно уникально и не похоже ни на какое другое.

Миссис Машаду плотно уселась сверху, сжала его ноги своими, и Джек снова спросил ее, очень волнуясь:

– Что происходит?!

Когда она направила «малыша» себе внутрь, он испугался, но меньше, чем мог бы, – все-таки он уже видел эти загадочные складочки и все такое. Он знал, куда направляется мистер Пенис. Он испугался лишь одного – а что, если миссис Машаду засосет внутрь его целиком, ведь Джек такой маленький.

Тут бедра снова сказали Джеку, что хотят двигаться, – но он не мог и пошевелиться, так тяжело придавила его миссис Машаду. Между грудей у нее потекла струйка пота, а поскольку она обняла грудями его лицо, то пот тек ему прямо в глаза.

– Вот что – мистер Пенис немного поплачет.

– Как это поплачет? – спросил Джек; говорить, когда твое лицо зажато между двумя огромными грудями, очень неудобно.

– Слезами счастья, мой милый, – сказала миссис Машаду.

Джек уже слыхал эти слова, но не в применении к пенису, его это испугало.

– Я не хочу, чтобы мистер Пенис плакал.

– Сейчас все случится, малыш. Не бойся, больно не будет.

Но Джеку было страшно, ведь Ченко предупреждал его – если миссис Машаду окажется сверху, ему несдобровать.

– Мне страшно, миссис Машаду! – закричал он.

– Уже почти конец, Джек.

Он почувствовал, как что-то покинуло его. Попробуй он описать свои чувства Серому Призраку, та сказала бы, что он испустил дух. Что-то важное покинуло его навсегда, но почти незаметно – как человека покидает детство. Джек с тех пор воображал себе, что именно в тот миг повернулся к Господу спиной – совершенно не собираясь этого делать. Наверное, Господь ушел, пока Джек смотрел в другую сторону.

– Что это было? – спросил Джек миссис Машаду, которая перестала тереться об него.

– Слезы счастья. Готова спорить, это у тебя впервые.

Нет, не впервые, в первый раз слезы счастья прямой наводкой попали промеж глаз Пенни Гамильтон.

– Нет, во второй раз, – возразил он. – В первый раз я забыл, что надо дышать. В этот раз все куда лучше.

– Ха! – воскликнула миссис Машаду. – Не вешай мне на уши лапшу, милый.

Он не стал пытаться ее переубедить. Когда поверх тебя сидит женщина в семьдесят кило, а сам ты тянешь всего на тридцать четыре, спорить ни к чему. Джек с большим любопытством наблюдал, как миссис Машаду одевается – так легко, небрежно, неторопливо, особенно в сравнении с тем, как молниеносно она разделась. Надевая лифчик и футболку, она сидела на Джеке и встала только, чтобы надеть трусики и шорты.

На кровати было мокрое пятно, миссис Машаду вытерла его полотенцем, которое отправила в бак для грязного белья; затем наполнила наполовину ванну и наказала Джеку хорошенько вымыться, уделив мистеру Пенису особое внимание. Джек учуял сильный незнакомый запах; после ванной он пропал. Странный запах – Джек не мог понять, нравится он ему или нет.

Пятно на кровати все еще было влажное, когда Джек вернулся; миссис Машаду принесла ему чистую пару шорт. Джек надел их и лег рядом со влажным пятном, так, чтобы можно было положить на него руку; пятно оказалось холодным, Джек тоже замерз – словно долго стоял на каменном полу в часовне спиной к Господу, словно рядом с ним улеглась призрачная женщина из тех, что изображены с Иисусом на витраже.

Он знал, что призрачная женщина – святая, потому что невидимая. Миссис Машаду и не подозревала о ее присутствии, а Джек явственно чувствовал холод, исходящий от ее невидимого тела – которое, однако, было твердо, как каменный пол часовни, и к нему нельзя прикасаться, как и к витражу за алтарем.

– Не уходите, – сказал мальчик миссис Машаду.

– Пора спать, милый.

– Ну пожалуйста, не уходите! – взмолился Джек.

Он был уверен, что святая из витража только и ждет, когда уйдет миссис Машаду, но не знал, что за планы у нее насчет Джека. Он потрогал влажное пятно, но дальше протянуть руку не посмел – кто знает, что там!