ее естество восстает против, горделиво приподняла подбородок, одарив Мисору таким взглядом, каким можно было если не испепелить, то хотя бы обжечь. Однако лисица, заметившая презрение и гнев, лишь шире улыбнулась. Возможно, ревность была воспринята ею как комплимент.

– Кто дал тебе этот наряд? – спросила Наоми как можно строже, пытаясь навести ужас на женщину, столь бесстрашно смотрящую ей в лицо. «Смеется надо мной! Меня пытается унизить рабыня! Да кем она себя возомнила?»

– Король приказал сшить его для меня, – ответила Мисора спокойным тоном.

– Ты… да как ты смеешь говорить со мной, не опустив голову?! Как смеешь ложиться под моего мужа?! – Поддавшись порыву ярости, Наоми шагнула вперед и вцепилась в кружевное декольте соперницы. Конечно, ее тонкие слабые руки не могли нанести Мисоре серьезных увечий, и потому та, посчитав, что игра не стоит свеч, решила не отвечать на агрессию королевы. – Я прикажу отрубить тебе голову! Я изуродую тебя так, что даже среди служанок ты станешь изгоем!

– Не думаю, что король одобрит подобные действия, ваше величество. Будьте вы ему хоть трижды женой, кажется… вы не понимаете его желаний.

– Бесстыжая шлюха! – вскрикнула Наоми, наотмашь наградив смазливое женское лицо пощечиной. Она тут же смутилась от своих слов и действий, однако гнев еще не отпустил. Девушка чувствовала, что дрожит изнутри. Мисора, терпеливо снеся удар, почти спокойно и даже с толикой жалости посмотрела на Наоми.

– Убирайся отсюда немедленно! Не смей попадаться мне на глаза! – закричала королева, и Мисора неспешно пошла прочь, посчитав себя не проигравшей, а уступившей в этой маленькой схватке.

«Сколько бы она ни злилась, король все равно очарован мной. Глупая простушка», – думала Мисора, наслаждаясь новым положением и ничуть не стесняясь его.

Наоми хотелось вопить от ненависти и возмущения. Она раз за разом терпела унижения и пытки от Лонгрена, а теперь с ней не считается мерзкая служанка, которой сохранили жизнь из милости!

Девушка бросилась во дворец, теперь уже без опасений быть замеченной примчалась к Перицию, правда, снова не застала его на месте и была вынуждена ждать. Минуты, наполненные болью, отчаянием и сожалениями, заставляли королеву забыть про гордость и предаться рыданиям. В таком виде и застал ее лекарь.

– Ваше величество… – Он под руку завел ее в каморку и затворил дверь. Наоми рухнула на скамью, начав бормотать что-то несвязное сквозь слезы, постоянно прерываясь на всхлипывания. – Не торопитесь. Сейчас я дам вам успокоительный отвар.

Наоми временно оставила попытки пожаловаться. Периций протянул ей чашу с крепкой травяной настойкой, она осушила ее и стала вытирать пальцами мокрые глаза. Гнев уже испарился, и его место заняли стыд и жалость к себе. Наоми перевела дух и рассказала Перицию, что так и не смогла забеременеть.

– Я… согласна на ритуал. Если это сработает, то я просто не имею права отказаться. Мне нужен этот ребенок как никогда. Я уже в опасности, Периций… я в ужасной опасности.

– Что же… если вы твердо решили, ваше величество…

– Решила. Я не потерплю издевательств над собой. Никто меня больше не унизит, и мой муж… Мой муж будет восхищаться мной, женщиной, которая носит под сердцем его сына! Помоги мне найти девственницу во дворце… помоги мне найти то, что требуется.

– Сделаю все, что в моих силах, но остальные ингредиенты придется собрать вам.

– Я их достану! Только пусть это поможет…

Мужчина с жалостью посмотрел на измученную девушку. Голос предательски дрожал, когда она изо всех сил пыталась придать ему уверенности. «Несчастная девочка… как не повезло ей оказаться не в том месте ни с тем человеком», – думал Периций, и оттого искренне хотел посодействовать. Может, ритуал и правда сработает?

* * *

– Какой прекрасный день, мой король… – сладко промурлыкала Мисора, нежно проведя ладонями по шее и груди мужчины. Лонгрен развалился на троне, а лисица склонилась над ним, пытаясь смягчить грубого повелителя своей женственной притягательностью.

Лонгрен по обыкновению был задумчив и сидел, насупившись, будто взирал на невидимых врагов. Он вспоминал детство: дни, когда отец немилосердно бил его по лицу за малейшую оплошность, говорил о выживании и борьбе, о том, что только сильный достоин жить и править. Лонгрен торжествовал, когда ближайший родственник отдал душу Геулу, и когда дядя нашел ему теплое местечко, был готов возблагодарить любого бога. Теперь он сам ощущал себя богом: карал и миловал, брал то, чего желал, заставлял людей плясать под собственную дудку. Он разделил любовь отца к чужой боли: ничто не доставляет большего удовольствия, чем зажатая в кулаке жизнь. Но в последние дни настроение короля часто портили. Мало того что Светоносцы не поймали мага, оставившего след из изувеченных трупов на востоке, так теперь кто-то расправился с дозорными Лакуды; а новость о травме Эддута Красного и вовсе вывела Лонгрена из себя. Захотелось призвать эту шваль в столицу, перевешать их на столбах, чтобы мир узрел беспомощность защитников государства, но главный советник и Верховный Отец вовремя отговорили короля от радикальных действий. Нет смысла сеять смуту. Это только на руку врагам.

Главу ордена обещали переизбрать, дядя сказал, нужно позволить Светоносцам собраться вместе, найти новобранцев и выследить магов толпой. Лонгрен понимал, что не поможет делу лишними смертями. Лучше дождаться, пока ситуация разрешится, а уж потом можно по полной спросить с виновных. Кто виноват в том, что маги разбушевались? Конечно, Светоносцы, забывшие про долг перед страной, проявившие слабость и трусость. Если глава оказался бессилен, что говорить о подчиненных? Лонгрен думал о том, какое наказание придумает зазнавшимся «воителям». Мнят себя чуть ли не второй властью, а толку меньше, чем от крыс. Единственная настоящая власть – король. Лонгрен хотел, чтобы все запомнили это.

Руки Мисоры неустанно шарили на груди, и мужчину раздражало то, что он не может сосредоточиться. Эта женщина успела стать навязчивой, стоило дать ей свободу. Схватив лисицу за запястье, Лонгрен пренебрежительно оттолкнул ее.

– Займись чем-то полезным. Мозолишь глаза.

Мисора поймала на себе недобрый взгляд и слегка поклонилась, зная, что злить короля – себе дороже.

– Конечно, ваше величество. Прошу прощения.

Она сбежала по ступенькам, играя складками платья и волосами. Казалось, всем своим существом пыталась завлечь и утопить в себе мужчину, но тот остался равнодушен. Ничем полезным заниматься женщина, конечно же, не собиралась. С тех пор как Мисоре удалось покинуть общество слуг, она только и делала, что насмехалась над ними. Встретив однажды в коридоре ту, с которой раньше конфликтовала, лисица невзначай опрокинула на нее котелок с горячим супом. Обожженная женщина завопила, а Мисора обвинила ее в криворукости.