litbaza книги онлайнФэнтезиДети дорог - Елена Самойлова

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 72 73 74 75 76 77 78 79 80 ... 83
Перейти на страницу:

– Ты ведь все равно не сумел бы преодолеть эти путы, – тихонько шепнула я, скользя кончиками пальцев по поверхности ошейника в поисках застежки и морщась от колючей боли, ледяными иглами впивающейся под ногти. – Зачем же еще и к столу прибивать?..

Ладони резануло стылым холодом, будто бритвой, когда под пальцами оказался узорчатый бугорок с небольшой выемкой в центре. Я завозилась, пытаясь расстегнуть неподатливое украшение, когда где-то снаружи один за другим раздались еще два громких хлопка, острая боль прострелила правую руку до самого плеча, отдавая в затылок, а ошейник наконец-то расстегнулся, соскальзывая на пол мертвой железной змеей. Харлекин вздрогнул всем телом, могучая грудь с шумом приподнялась, натянув цепи, и медленно опустилась. Алые сполохи стали медленно заполнять зыбкий, едва заметный контур – так разгорается пожар от небрежно рассыпанных по полу угольев. Сначала темно-красные с черными прожилками угли становятся ярче, рыжеют, прорастают золотистыми искорками, а потом от них во все стороны начинает расползаться пламя, которое, если не затоптать сразу, всего через несколько минут взметнется жаркими лепестками высотой по колено, а потом и по пояс.

Выживет. Точно выживет…

Что-то гулко бухнуло в массивную деревянную дверь, отделявшую комнату от коридора, и этот звук будто бы разбудил меня, выдернул из вязкого болота отрешенности. Я хлопнула себя по кошелю, что висел на поясе, выудила оттуда бутылочку из мутноватого стекла с настоем разрыв-травы, зубами выдернула пробку и вытряхнула добрую половину плещущегося на дне зеленоватого «меда» на массивный замок, скреплявший цепи.

Мгновение ничего не происходило, а потом замок полыхнул ослепительно-белым пламенем и с грохотом разлетелся в клочья. Я едва успела спрятаться под стол, когда по каменному полу застучали оплавленные по краям кусочки металла, а потом дверь в комнату распахнулась и во встрепанном, перемазанном сажей мужике я с трудом признала довольно улыбающегося конокрада. Ромалиец захлопнул за собой дверь, сунул под нее выуженный из кармана деревянный клин, пару раз пнул по нему мыском сапога, забивая покрепче, и направился ко мне.

– Долго возишься, Мийка. – Конокрад ловко вытащил меня из-под стола и принялся снимать распавшуюся надвое цепь, обернутую вокруг харлекина. – Я следопытам местным уже и нужник разворотить успел, и ставни на кухне разнести, а ты никак парня своего с пыточного стола снять не можешь. Приколотили его, конечно, на совесть, но ты учти – времени у нас немного, а клин под дверью этих бравых молодцев надолго не задержит. И глазками своими золотыми не свети лишний раз, нам сейчас лирха нужна, а не шасса.

– Ломик ты там случайно нигде не стащил? – Я потерла лицо ладонями, послушно возвращая глазам человеческий вид. – Иначе Искру мы от этого стола не отцепим.

– Не надо… ломика… – негромко пророкотал знакомый голос, а потом раздался противный скрип выдираемого из доски гвоздя, когда левая рука харлекина начала медленно подниматься, таща за собой железный колышек.

– Идти сможешь? – Михей прислушался, с тревогой оглянулся на дверь, а потом указал мне на валявшийся на полу лирхин посох. – Раскрывай дорогу, девочка. Кажется, там обнаружили охранника, которого я уложил отдохнуть.

– Не уверен. – Искра с трудом сел, поднес к лицу покалеченные руки, из которых острыми погнутыми шипами торчали колья, и недовольно покачал головой. – Кажется, мне повредили ноги. Топором, если не ошибаюсь. Восстановиться я смогу, но не так быстро, как нужно. – Харлекин неожиданно ухмыльнулся, глядя на конокрада: – На вид ты крепкий, думаю, сможешь вытащить меня, если я обернусь человеком.

– Это если ты не загнешься от кровопотери, пока я буду тебя выволакивать по дороге берегинь, – в тон отозвался ромалиец, стягивая через голову рубашку и протягивая ее харлекину. – Режь когтями на бинты, тогда, быть может, успеем…

Дверь содрогнулась от удара, деревянный колышек заскрипел, сдвигаясь по гладкому каменному полу.

Не успеем.

Я поудобнее перехватила посох, плавно разворачивая его над собой и ступая на круг танца. Задержать погоню можно разными способами, в том числе и колдовством. Можно попросить ветер – и он тугой плетью обовьется вокруг преследователя, сковывая ему ноги невидимой цепью, будет толкать в грудь упругим незримым кулаком и сбивать дыхание, не давая ускорить шаг. Обратиться с просьбой к воде – и она скроет от чужих глаз густым молочно-белым туманом или же поднимется стеной, не давая пересечь прежде спокойную реку вброд, будет тянуть на дно, в омут, скрытый зеленоватыми лентами водорослей…

Дверь распахнулась так широко, что стукнулась о стену и едва не полетела назад, но была остановлена твердой рукой, блеснувшей в тусклом свете фонаря перстнем-печаткой. Я застыла вполоборота: посох отведен в сторону, как для замаха, свободная ладонь опущена, пальцы расслаблены – и подняла взгляд на вошедшего, уже нисколечко не сомневаясь, кто именно придержал дверную створку.

Вот и разноглазый охотник пожаловал. Наверняка ни на миг не сомневался, что за харлекином кто-то придет, и, похоже, не слишком удивился, увидев меня в душной камере в трех шагах от пыточного стола. Я чуяла заклинание перехода, свернувшееся в моей груди тугой спиралью, живой змеей с серебристым телом и узкими глазами, заполненными мглой и туманом, еще не прерванное, не ослабленное – и потому само по себе свивающееся все туже в один путаный клубок, удержать который будет непросто. Качнула посохом – неподвижно застывший в дверях Викториан едва заметно вздрогнул, шевельнул рукой, позволяя скрытой в рукаве тоненькой, хрупкой свирельке скользнуть в ладонь, – и резко ударила нижним концом о пол, обращая чернильную полосу тени в яркую серебристую тропинку.

Краем глаза я заметила, как Михей едва успевает подхватить падающего со стола харлекина, обернувшегося человеком, как торопливо перетягивает руки и ноги Искры обрывками когда-то белой рубашки повыше страшных колотых ран, а кровь все равно льется темным потоком, заполняя выемки и канавки в каменном полу и растекаясь остро пахнущей железом лужей.

А потом мир утонул в пронзительно звенящей, пробирающей до костей мелодии змеелова.

Искра когда-то говорил, что испытывает лютую ненависть к дудочникам из-за того, что их мелодия не просто парализует, набрасывая на шею колдовскую удавку, а заставляет раболепствовать, отнимая волю и разум. Что музыка узорчатых инструментов не просто сковывает – она взывает к самой сути, очаровывая, обманывая разум и чувства. И не так страшно быть посаженным в клетку, как испытывать огромное желание поселиться в этой клетке по доброй воле и с волнительным трепетом ожидать, когда же обожаемый хозяин всадит своему рабу нож в сердце по самую рукоять.

Так вот – ничего чарующего в песне Викториана не было.

Это была раскаленная петля, туго обвившаяся вокруг горла и не дающая дышать. Липкая, противная на ощупь паутина, оборачивающаяся вокруг запястий и щиколоток. Острая ржавая игла, вогнанная под сердце. Любое сопротивление, любое движение, противоречащее воле змеелова, каралось болью: то легкой, едва ощутимой, а то пронизывающей насквозь, выбивающей невольные слезы и заставляющей до крови закусывать нижнюю губу. Я чувствовала себя игрушкой, деревянной куклой-марионеткой вроде тех, что продавали на каждой ярмарке в любом, даже самом захудалом городке, которую дергают за невидимые веревочки, пропущенные сквозь тело. И чем больше сопротивление, тем сильнее и больнее дергает за них кукловод.

1 ... 72 73 74 75 76 77 78 79 80 ... 83
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?