новое подтверждение прежних обещаний. Ему присвоена форма, в какой принято у нас жаловать права и преимущества разным сословиям и корпорациям, вид грамоты, за собственноручным подписанием Александра.[76] Этот акт написан и подписан по-русски в следующих выражениях:

«Произволением Всевышнего вступив в обладание Великого Княжества Финляндии, признали мы за благо сим вновь утвердить и удостоверить религию, коренные законы, права и преимущества, коими каждое состояние сего княжества в особенности, и все подданные, оное населяющие, от мала до велика по конституциям их доселе пользовались, обещая хранить оные в ненарушимой их силе и действии; в удостоверение чего сию грамоту собственноручным подписанием Нашим утвердить благоволили. В городе Борго, марта 15-го дня 1809. Подписано собственноручно: «Александр».

Следует несколько остановиться на этом документе, который в дальнейшем подвергался под пером шведских и финских историков разным комментариям, и истолковывался как краеугольный камень не провинциальных особенностей Финляндии, а самостоятельной её государственности.

Из приведенного подлинного текста с очевидностью явствует, что новой своей грамотой русский Император вновь, т.-е. не первый раз, объявлял всему краю вообще и в частности собранным его же волею земским представителям о данных им льготах. Видно, кроме того, что он уже вступил в обладание великим княжеством, притом не в силу какого-либо соглашения и тем менее договора, а исключительно произволением Всевышнего, выразившимся в предоставленных ему Промыслом победах. В этих словах содержался весь принцип не конституционного, а самодержавного Государя, власть которого признается имеющею божественное происхождение.

Далее — он при этом случае признал за благо, т.-е. поступил по своему собственному произволению, издавая эту грамоту, сохранявшую финляндцам их преимущества. Наконец объявлялось, что будут сохранены, прежде всего, религия всех и каждого, затем коренные законы и привилегии каждого сословия в отдельности по конституциям, т.-е. по уставам их. Здесь упоминаемые s коренные законы надо отличать от того, что называется в русском государственном праве «основными» законами, содержащими в себе основы государственного порядка и управления. Последние могут быть очень нового происхождения и потому самому не быть коренными, т.-е. составляющими предмет общего и давнего, укоренившегося сознания. В настоящем случае коренными положениями были, напр., личная свобода крестьян, в противность бывшему в то время в России крепостному праву, право для всех владеть землею, неимение рекрутской повинности. Напротив, собственно «основные законы» или шведская конституция не имели значения коренных законов. Они были предметом сознания и понимания лишь для ограниченного числа образованных или интеллигентных лиц; самое происхождение их, кроме революционного свойства, было и весьма недавнее; относясь к 1772 и 1789 гг. Но главнее всего эти законы были несогласимы с существующим в России образом правления, как уже выше было объяснено.

Кроме того и порядок установления в самой Швеции этих основных законов подвергал вопросу возможность их перенесения на русскую почву. С точки зрения последней не могло не быть очень большего сомнения на счет того, какую шведскую конституцию следует считать законной? Конституции в Швеции менялись сообразно обстоятельствам. По Ништадтскому миру 1721 г. Россией были признаны основные шведские законы 1720 г. Эта конституция даже гарантировалась ею именно как такая форма правления, которая, возбуждая внутренние раздоры партий и ослабляя власть короля, делала Швецию бессильной. Мог ли Александр желать перенесения такой конституции в русскую провинцию, если бы даже все прочее было оставлено в стороне? Конечно, нет. Позднее, Густав III, тяготясь своим бесправием, произвел в 1771 г. революцию, после которой состоялось с государственными чинами соглашение, результатом коего был закон о «Форме Правления 21-го августа 1772 г. (RegeringsForm)». А 17 лет спустя, после аньяльской конфедерации, т. е. опять после революционной попытки, состоялся с теми же шведскими чинами другой акт, 3-го апреля 1789 г., известный уже акт Соединения и Безопасности (Förenings och Säkerhets Act); он вместе с законом 1772 г. и представлял собою главнейшие основы конституции шведской. Насколько было возможно безусловное утверждение их Россией видно по приведенным выше выдержкам из закона о Форме Правления 1772 г., равно из акта Соединения и Безопасности 1789 г.

Таким образом, из грамоты 15-го марта 1809 г. можно усмотреть, что Император Александр обеспечивал только всем и каждому их религию, права и преимущества, но нисколько не обязывался переносить на себя и на русское государство всю шведскую конституцию, так как это было логически и фактически неисполнимо. Если бы допустить, что он желал сохранить некоторые из её законоположений, то было неизбежно сопроводить грамоту перечнем этих узаконений, но сего не было исполнено ни тогда, ни позже, и все осталось в произволении русского Императора. В силу этого произволения был теперь созван сейм в Борго, был назначен «на этот раз» канцлер юстиции и другие должностные лица? в силу этого же произволения утвержден церемониал, в который вошли некоторые обряды и формы из времен жизни Финляндии под шведской конституцией; но этим все и кончалось. Утверждение шведской конституции как основного закона для этой страны поставило бы Императора Александра не только в противоречие с его священным долгом против России, — долгом, торжественно признанным пред лицом Божиим при короновании на царство, но и прямо во враждебное к ней положение. Мало того, утверждения шведской конституции ни только не было, но о ней даже и не позволялось рассуждать, как видно будет из последующего.

Для опубликования грамоты 15-го марта сделан был шведский с неё перевод, верность которого удостоверил помощник Сперанского Ребиндер. Нельзя не удивляться смелости, с которой он, не зная русского языка, взял на себя такое удостоверение. Но последствием его незнания, если не допустить сознательного намерения, было немаловажное искажение в шведском переводе подлинного русского текста. В нем заключались следующие неточности:

1) Слово «вновь» пред словом «утвердить» имеет большой вес, ибо сохранение религии, законов и пр. обещано было, как сказано, уже несколько раз до боргоского собрания, в нескольких пред тем изданных актах. Грамота оказывалась только повторением и не заключала в себе ничего нового. Шведский перевод выкинул это слово вновь, и боргоская грамота явилась как бы совершенно особым, самостоятельным, только впервые на сейме совершенным актом.

Bo-2-х, русский текст говорит об утверждении религии всех подданных вообще и каждого в отдельности. Переводчик перед словом «религия», Religion, произвольно вставил Landets (страны), отчего получилось утверждение религии страны, т. е. господствующей церкви, конечно евангелическо-лютеранской, к которой по шведской конституции, как сказано, должен принадлежать и государь. Соответственно с тем православная греко-российская церковь исключалась из утверждения прав. Между тем, такого утверждения господствующей церкви и косвенного отвержения православной в русской грамоте вовсе нет.

В-З-х, слово «подданные» заменено словом «inbyggare» — жители — что далеко не одно и то же: льготы обещаны только новым русским подданным, т. е.