затеял разговор с водителем стоявшей неподалеку машины. Тот вышел и облокотился о бампер.

— Этот господин предложил мне вместо трибуны капот своей машины, — пояснил Джо. Шофер, пожилой азиат в спортивной куртке и очках-авиаторах, смотрел на нас с добродушным интересом. В целом общее настроение было довольно приподнятым, и это казалось странным, если учесть, что тысячи возмущенных граждан вышли на улицы, чтобы выразить протест. Надо бы разузнать, многие ли из наших соседей пребывали в таком же хорошем расположении духа, что и мы.

Джо ловко вскочил на капот, покачнулся, обрел равновесие.

— Меня зовут Джо Носс, я независимый кандидат на выборах в сенат Калифорнии, но сегодня я пришел сюда по другому поводу.

Эта фраза была слишком длинной для «народного микрофона», и в повторах слова стали бессвязными. Джо ничуть не смутился, снова примерил свой внимательный вдумчивый лик и начал заново:

— Простите.

— Простите, — эхом отозвался «народный микрофон».

— Меня зовут Джо Носс.

— Я независимый кандидат.

— На выборах в сенат Калифорнии.

— Я мог бы выдвигаться от Демократической партии.

— Или от Республиканской.

— Но я решил быть независимым.

— Хотя мне и говорили: в этой стране нельзя победить.

— Если ты не входишь ни в какую партию.

— Возможно, так и есть.

— Но я всю жизнь был демократом.

— И видел только шпионаж, войны и диктат банкиров.

— Поэтому я не пошел в Демократическую партию.

— Республиканцы тоже не смогли предложить ничего лучше.

— Потому что в нашей стране что-то идет не так.

— И во всем нашем мире что-то идет не так.

— Понятия честности, справедливости и добрососедства куда-то исчезли.

— Их заменили культ алчности, близорукость и расчет, что вам все сойдет с рук.

Он говорил размеренно, как проповедник, и голос его звучал как трубный зов. Между фразами приходилось делать долгие паузы, ждать, пока слова, повторенные сотнями глоток, разойдутся кругами, растекутся по улицам во все стороны. И в этих паузах Джо сохранял безмятежную уверенность. Владелец машины, на которой стоял Джо, уже не усмехался лукаво, в его глазах сквозил чистейший восторг.

— У меня нет ответа.

— И не думаю, что у кого-нибудь он есть.

— Полагаю, ответ мы найдем, только когда положим конец беззакониям.

— Нам нужны политики, которые пекутся не о деньгах, а о людях.

— Я всегда был таким.

— И собираюсь оставаться таким и дальше.

— Наш штаб находится на Мишен-стрит, на углу Двадцать четвертой.

— Он открыт все рабочие дни.

— Заходите в любое время.

— Расскажите, чего ждете от правительства.

— И мы расскажем о наших планах.

— И, конечно, вы можете заглянуть на наш веб-сайт.

— Просто наберите в гугле «Джо Носс».

Он улыбнулся мне. Я давно замечал, что в конце каждой своей речи он старательно произносит «даблъю-даблъю-даблъю-точка-джо-носс-в-сенат-калифорнии-точка-орг» и из-за этого становится похожим на путешественника во времени, явившегося к нам из девяностых годов. Поэтому напомнил ему, что его сайт непременно появится в первых трех выдачах любой поисковой системы, если ввести его имя.

— Благодарю вас.

Ответом ему были аплодисменты в стиле «народного микрофона», с пальцами, шевелящимися в воздухе, чтобы не заглушать слова оратора. Джо спустился, поблагодарил парня, предоставившего ему свою машину. Тот неожиданно обнял его — мы ведь как-никак в Калифорнии! — и Джо отреагировал как настоящий профессионал: от всей души стиснул его в медвежьих объятиях и похлопал по спине.

— Маркус, это вышло замечательно, — сказал мне Джо. — Спасибо, что подсказал такую возможность.

— Вы были великолепны, — похвалил я, понимая, что выгляжу глуповато: ну какое дело настоящему профессионалу до мнения жалкой козявки вроде меня. Однако он, кажется, искренне обрадовался.

Мы поболтали еще немного. Потом на импровизированную трибуну поднялась девушка и по «народному микрофону» рассказала о студенческом кредите, который вырос до двухсот с лишним тысяч долларов за счет штрафов и пеней, после того как компания-кредитор потеряла один из ее платежей. О том же самом рассказали еще несколько человек. Мало-помалу я проголодался. У Энджи в рюкзаке нашлась холодная пицца, завернутая в фольгу, мы отошли в сторонку и поели, потом вернулись к Лемми. Джо уже ушел.

— Сказал, хочет посмотреть, что творится в других местах, — сообщил Лемми. — Кажется, классный мужик.

— Так и есть, — подтвердил я, втайне гордясь, что познакомил Джо с Лемми.

* * *

У толпы, как и у человека, есть настроение, и оно далеко не всегда совпадает с суммой настроений всех людей в этой толпе. Вы можете радоваться, находясь в разозленной толпе, однако рано или поздно или уйдете оттуда, или разозлитесь сами.

Когда мы пришли, настроение толпы было радостным, хоть и с оттенком нервного напряжения. Но время шло, люди всё прибывали, и постепенно народ разогревался все сильнее, в настроении стали проявляться возмущенные оттенки: «Черт возьми, как же так!», «Нет, с этим надо что-то делать» и «Долго ли мы будем терпеть?».

Мы втроем — Лемми, Энджи и я — двинулись дальше, то углубляясь в толпу, то уходя в запруженные переулки, направляя коптеры туда, где происходило что-нибудь интересное. В одном месте марширующий оркестр наигрывал регтайм, и люди танцевали, в другом огромный ансамбль барабанщиков выбивал оглушительный сложный ритм. Кое-где на импровизированных сценах выступали ораторы, поддерживаемые «народным микрофоном». Один из них читал очень интересную лекцию о Федеральном резерве, другой развивал конспирологическую теорию о том, что за взрывами на мосту Бэй-Бридж стоит правительство. В подтверждение своей теории он утверждал, что участвовал в восстановительных работах, и им было официально и под страшным секретом приказано не сохранять никаких улик, способных вывести на вероятного организатора взрывов.

Я уже не раз слышал эту теорию и считаю, что она не выдерживает никакой критики. Поверить в нее может только тот, кто старательно ищет повод не доверять правительству. Ну, а мне не нужны были никакие поводы, я и без них ни на грош не доверял нашим властям. Мне не было нужды размышлять, могли они взорвать Бэй-Бридж или нет, я и без них знал, что власти только и ждут удобного случая загнать нас всех в полицейское государство. Я не доверял правительству потому, что после той атаки Сан-Франциско в одночасье очутился под властью полиции. Либо некий злой гений устроил взрывы, чтобы наслать на наш город своих авторитарных головорезов, либо там, наверху, сидят мерзавцы, которые только и ждут любой катастрофы, придерживая наготове своих цепных псов, готовых вцепиться в глотки безвинным людям, еще не пришедшим в себя после величайшего в их жизни бедствия.

Называйте меня скептиком, но я считаю, что планировать катастрофу — это еще не самый большой грех. Настоящие преступники — это те, кто смотрит на