людей, переживших беду, потирает руки и думает: «Ага, нынче они беззащитны, и я могу делать с ними все что хочу». Поэтому я не вижу смысла с пеной у рта доказывать, что взрывы на мосту произошли в результате заговора. Гораздо страшнее сознавать, что никакого заговора не было.

Размышляя над этим, обсуждая с Энджи, я вдруг почувствовал, что настроение толпы меняется. На улицах сгущались сумерки, повеяло прохладой. Сентябрьские дни в Сан-Франциско бывают жаркими, почти как в июле, но к вечеру сгущается знаменитый здешний туман и холод пробирает до костей. Радостное возбуждение, царившее весь день, сменялось гневом и страхом, я все чаще и чаще слышал треск полицейского радио, видел кружащие над головой вертолеты и беспилотники.

Неподалеку от Макаллистер-стрит мы застряли в особенно густой толпе. Я достал телефон и долго рассматривал трансляцию с квадрокоптеров Лемми. Да, полиции стало намного больше. Один из коптеров летал над самыми краями манифестации и, развернувшись, продемонстрировал во всей красе длинную линию полицейского оцепления и военных автобусов. Она тянулась чуть ли не до Эмбаркадеро. Либо эти автобусы привезли к зоне протестов миллионы копов, либо приготовились увезти в наручниках миллионы демонстрантов. А может, и то и другое.

Я показал Лемми экран своего телефона. Энджи потянула мою руку вниз, она тоже хотела посмотреть. Я от испуга совсем забыл, что она небольшого роста, а Энджи не давала спуску тем, кто пренебрегает интересами коротышек.

— Пора выбираться, — сказал Лемми.

— Ага, — согласился я. — Пошли.

Мы стали озираться, выискивая кратчайший путь наружу. Обводя взглядом толпу, я заметил, что не у меня одного в глазах мечется страх. Многие, наверно, смотрели трансляцию с летающих над головами коптеров и заметили линию оцепления.

Я снова перевел взгляд на телефон.

— Что-то странное.

Энджи опять дернула меня за руку, всмотрелась тоже.

— Можно поконкретнее?

— Нельзя, — ответил я. — Сам не понимаю. Но дело нечисто.

Лемми тоже внимательно вгляделся в мой экран.

— Полицейских беспилотников нету, — заметил он.

Мы дружно подняли головы. И верно, полицейских беспилотников, планеров и квадрокоптеров стало значительно меньше.

— Откуда ты знаешь, что исчезли именно полицейские дроны? — спросил я.

— Они летают ниже всех, — пояснил Лемми. — Лица снимают.

У меня пересохло во рту.

— Зачем они приземлили все свои дроны?

Лемми выпучил глаза:

— Может, не хотят, чтобы в сеть попало видео того, что тут скоро начнется.

— Или, может, они хотят что-то сделать с электроникой, — предположила Энджи.

Мы с Лемми дружно обернулись к ней. Она с решительным видом покопалась в сумке и извлекла две пары плавательных очков и пачку малярных бумажных масок. Одни очки надела сама, другие отдала мне, потом достала молочную коробку с магнезией и смочила бумажные маски. Надела сама, дала мне и протянула Лемми, но он будто и не заметил — присел на корточки и с головой нырнул в рюкзак, усердно что-то выискивая.

— Лемми. — Я сунул ему под нос мокрую маску. Жидкость нейтрализует самые едкие составляющие любого перечного спрея, а если они пустят другие химикаты, то мокрая маска защитит лучше, чем сухая. — Лемми!

Он выпрямился, да так резко, что зацепил меня под подбородок. Я бы опрокинулся, если бы хватило места. Но в густой толпе люди за спиной подхватили меня и помогли устоять на ногах. Я помахал им в знак благодарности и снова обернулся к Лемми. Он держал в руках серебристый пакет на застежке.

— Телефоны сюда, — велел он. — Быстро!

Этот пакет был мне знаком. Он назывался сумкой Фарадея, в нем можно было носить любые радиочастотные идентификаторы — удостоверения, пропуска, проездные билеты, транспондеры для платных дорог, паспорта. И тогда никто не сможет прочитать, что на них записано.

Но в сумке Фарадея можно не только прятать свои вещи от общения с внешним миром. Они столь же эффективно не пропускают внутрь радиоволны, идущие извне. Я выхватил телефон так стремительно, что джинсовый карман вывернулся наизнанку и на землю высыпалась мелочь. Энджи уже держала свой телефон наготове. Мы сунули мобильники в пакет, Лемми добавил свой, застегнул и сунул в рюкзак. Потом взял у меня маску, достал свои плавательные очки и экипировался.

Окружающие обратили внимание на наши странные действия, и некоторые последовали нашему примеру. Другие принялись толкаться, спеша выбраться наружу, и у меня мелькнуло в голове: «Боже мой, сейчас начнется паника, нас затопчут…»

В этот миг над головами раздался треск, словно гигантские божественные руки разорвали в небесах огромный лист бумаги. Все, какие были поблизости, электронные устройства взорвались фонтанами искр и погасли.

На нас обрушили поток высокоэнергетического радиоизлучения.

* * *

Высокоэнергетическое радиоизлучение, или HERF — страшное оружие. Оно представляет собой мощные импульсы электромагнитной энергии на радиочастотах. Радиочастотная пушка может получить энергию от обычного автомобильного аккумулятора, с помощью мини-тарелки спутникового телевидения преобразовать ее в луч толщиной с карандаш и сжечь ноутбук на расстоянии в двадцать шагов. Сделать такую пушку совсем нетрудно, и, если с умом подбирать детали, она обойдется вам долларов в двести, не больше.

Но разумеется, у правительства или хорошо снаряженных полицейских отрядов нет нужды собирать такие пушки на коленке. Достаточно открыть каталог любого военного магазина и заказать готовые импульсные энергетические устройства огромной мощности. С точки зрения сил охраны правопорядка эти штуки можно сравнить с «чистыми» атомными бомбами: электромагнитный импульс не затрагивает ни людей, ни здания, зато гарантированно превращает в кирпич любое устройство сложнее, чем дизельный двигатель 1975 года выпуска.

Сначала мне показалось, что полиция облучает радиоимпульсами толпу, но, как выяснилось, дело было не так. Позже, в ходе слушаний дела о протестах 24 сентября, офицеры из отдела по пресечению массовых беспорядков засвидетельствовали, что импульсное оружие было направлено на сто футов выше людской массы и мгновенно погасило все беспилотники. Они рухнули на головы собравшихся и положили начало первой волне жертв той страшной ночи. Никто не погиб, но один человек провел шесть месяцев в коме, а одна девушка лишилась левого глаза.

Те же самые офицеры клятвенно утверждали, что не имели намерений отключать людям мобильные телефоны, а также бортовую электронику всех машин, оказавшихся на пути луча. И те шесть человек, у которых сгорели слуховые аппараты, и те двенадцать, у кого остановились кардиостимуляторы, — они пострадали по чистой случайности, мы очень, очень сожалеем.

Однако целью использования импульсного оружия, по их словам, было «обеспечение оперативной безопасности», что в переводе с полицейского языка на человеческий означало «Никто не должен видеть, что мы будем делать дальше». Тем более что перед этим они «законным образом отдали приказ разойтись», хотя я, надо