Получив награду, Ли раскритиковал правительство за то, что британских дизайнеров не поддерживают. Он сказал: «…если бы не Gucci, сегодня я бы не смог продолжать»,[759] повторив свои слова, произнесенные в передаче Би-би-си за несколько дней до церемонии. «Представьте, что вас пригласили в резиденцию премьер-министра, на Даунинг-стрит, 10, и вдруг вас хватают и тащат фотографироваться с Шери Блэр… Она и двух слов мне не сказала до того, как нас с ней щелкнули вместе. Все это прекрасно, но вы должны подкреплять свои слова деньгами, а не просто говорить».[760]

Начало 2001 года выдалось для Маккуина особенно тяжелым. Он надеялся поработать с Сэм Тейлор-Вуд над инсталляцией для январского показа коллекции от-кутюр для Givenchy, но после того, как в LVMH узнали о его сделке с Gucci, ему решили перекрыть кислород. В виде наказания следующий показ устроили в «неприметном, предназначенном только для клиентов салоне отеля «Авеню-Георг V».[761] Кроме того, Ли обиделся на некоторые заявления со стороны LVMH. Представители концерна, в частности, сказали: так как LVMH не является спонсором его собственной компании, «мистеру Маккуину следует искать финансирование для своего крошечного бизнеса». По словам журналиста Кристы Д’Сузы, «из всех отзывов, какие Маккуин получил после сделки, слово «крошечный» оскорбило его больше всего».[762]

Не приходится удивляться, что свою следующую коллекцию под собственной маркой он назвал What a Merry-Go-Round («Что за карусель»). В коллекции (ее показали 21 февраля 2001 года) зловещие воспоминания детства сочетались с пренебрежительным отношением дизайнера к индустрии моды в целом. На подиуме появились Ловец детей из мюзикла «Пиф-паф-ой-ой-ой», куклы чревовещателя, модели с «клоунскими» лицами, устрашающего вида куклы и карусель с восемью лошадками. Карусель кружилась под детский смех. Под колыбельную Кшиштофа Комеды из фильма «Ребенок Розмари» на сцену, ковыляя, вышла модель в треугольном парике и с клоунским лицом; к подолу ее юбки был прицеплен золотой скелет. «Мы показываем детям клоунов, как будто клоуны смешные, – говорил Маккуин после показа. – А ведь это не так. Они не смешные, а страшные. А балаган, в переносном смысле, олицетворял все, через что мне пришлось пройти в последнее время».[763] Хотя коллекцию приняли хорошо – «коллекция стала блестяще сбалансированным сочетанием мужского и женского, ультраромантического и брутального», писала Сюзанна Френкел,[764] – позже Маккуин признавался: по его мнению, зрелищность в коллекции победила, а «сами костюмы никто не помнит».[765]

Джанет Стрит-Портер с ним не согласилась. Вскоре после показа Маккуин прислал ей подарок: длинное черное кожаное пальто со шлейфом. Подарок очень понравился колумнистке и диктору, но носить его оказалось трудно по нескольким причинам. «Во-первых, оно очень длинное; все время приходится соблюдать осторожность, чтобы не споткнуться о шлейф, и в нем выглядишь, как пьяная», – говорила она. Во-вторых, пальто возбуждало нездоровые страсти в окружающих. Она вспоминает, как надела его на открытие галереи Тейт, и за ней повсюду ходил хорошо одетый, хорошо образованный мужчина за шестьдесят. «Он был членом парламента или промышленным магнатом, во всяком случае, на нем был очень дорогой костюм, – вспоминает Джанет. – Подошел ко мне и сказал: «Я дам вам все, что вы хотите, если вы приедете ко мне на квартиру и останетесь там в этом пальто». Я наотрез отказалась. Потом я решила надеть пальто на свадьбу в Оксфордшире. Помню, перед свадьбой я зашла к подруге, и она спросила: «Мать твою, ты что, пойдешь в этом пальто?» Я ответила, что да, и она сказала: «Тогда я не пойду, я не могу с тобой конкурировать». Пальто оказывало большое влияние на людей, все его лучшие вещи были такими».[766]

13 марта 2001 года Ли и Джордж посетили вернисаж выставки поп-арта в Центре Помпиду. Через три дня Маккуин представил свою последнюю коллекцию для Givenchy. Дефиле стало довольно тихим; Маккуина снова «сослали» в небольшой салон «Авеню Георга V». Вместо обычных 2000 человек показ посетили всего 80, в основном покупатели. Фотографам запретили вход, и на показе присутствовала лишь горстка репортеров модных журналов. «Коллекция была типичной для него: его «фирменный» отточенный крой, смягченный темно-серыми и лиловыми цветами и пышностью блуз и юбок, – вспоминает Сьюзи Менкес, которая тогда работала в International Gerald Tribune. – Маккуин собирал юбки на широкие корсетные пояса-шарфы, врезавшиеся в тело».[767]

В том же году в подарок на день рождения (ему исполнилось 32 года) Маккуин получил от Элтона Джона фотографию Джоэла Питера Уиткина. Ли собирал работы Уиткина с 1997 года; в 2003 году ему принадлежало тринадцать фотографий. В его коллекцию входил триптих «Портреты из загробного мира» («Мадам Дарю», «Мсье Давид», «Мадам Давид», три трупа с вскрытыми головами и выставленным напоказ мозгом) и «День в деревне» (на котором белый жеребец как будто собирается овладеть голой пожилой женщиной). «Я смотрю на Уиткина очень по-разному, – признавался Маккуин. – Я не нахожу его экстремальным. Я знаю, что другим он кажется экстремальным. Но я не смотрю на собаку с вывернутым желудком или на фекалии, я оцениваю все произведение в целом и нахожу его работу поэзией. Его творчество созвучно моему». Получив крупную сумму от Gucci, Маккуин продолжил собирать произведения современного искусства. Он покупал фотографии Мэта Коллишоу, Сэм Тейлор-Вуд, Ли Миллер, Билла Брандта и Марка Куинна, картины Сесили Браун и Фрэнсиса Бэкона, произведения братьев Чепмен и произведение, созданное представителем британского поп-арта Алленом Джонсом, где скульптура в виде женщины в корсете, подтяжках, перчатках и кожаных сапогах спиной поддерживает стеклянную столешницу. «Я не меркантилен, – говорил он. – И не смотрю на ценник. Если вещь меня радует, я готов выложить за нее любую сумму. Если придется что-нибудь продать, когда мне исполнится пятьдесят, так я и поступлю». Одной из его любимых картин был «Портрет Арнольфини» Яна ван Эйка 1434 года, выставленный в Национальной галерее; Маккуин мечтал приобрести произведение художника XV века Ханса Мемлинга, но понимал, что такое ему не по карману. «Мне бы хотелось купить картину Люсьена Фрейда, – признавался он. – Наверное, если бы можно было, я бы попросил его нарисовать меня, потому что он заглядывает под поверхность. Этого достаточно, чтобы напугать до полусмерти. От меня он получил бы психоз».[768]