— Я всегда знаю все о тех, кто меня интересует, — ответил Тоньино.

Лена вспомнила, как в точности эти самые слова произнес Спартак, когда они встретились впервые. Неужели дорогие ей мужчины так похожи друг на друга?

— Что еще говорилось в твоем письме? Я ведь его так и не прочту, — спросил Антонио.

— Я уже не помню, — уклонилась от ответа Лена. — Ты очень зол на меня?

— Да разве бы я приехал, если бы был зол? Ты славная девочка, Лена. Ты была мне хорошей женой, — прошептал Тоньино.

— Мне так хотелось бы сохранить нашу фотографию, ту, что стояла на буфете, — робко попросила она.

— Это единственное, что мне осталось на память о тебе. Позволь мне сохранить ее, — умоляюще произнес он, краснея до корней волос.

— А я все еще ношу твое гранатовое ожерелье, — сказала Лена, расстегивая ворот платья.

При этом Тоньино заметил блеснувшую брошку в виде розы из жемчугов и изумрудов. Он сразу узнал эту вещь. Она принадлежала Одетте.

— Это он тебе подарил? — спросил Антонио, кивнув на сверкающую драгоценность.

— Угу. Да это пустяк, дешевка, — отмахнулась Лена. — Она ненастоящая.

Тоньино усмехнулся, отводя глаза.

— Ну, так я пошел, — сказал он.

— Счастья тебе, Тоньино, удачи. Прости меня. Ради бога, прости, — шептала она с глазами, полными слез.

Он ласково провел рукой по ее щеке.

— Я дам тебе знать, где меня найти на случай, если вдруг понадобится моя помощь.

Так они и расстались. Стоя у дверей с ключами в руках, Лена смотрела, как Тоньино уходит от нее вдоль по улице, превращенной в крытую галерею. Потом она, пошатываясь, вошла в дом. Важная часть ее жизни окончилась навсегда. Теперь она действительно сожгла мосты, которые связывали ее с прошлым, окончательно зачеркнула то немногое, что давало ей чувство уверенности в себе.

Кошка радостно бросилась ей навстречу. Лена взяла ее на руки, прижалась лицом к мягкой шерстке и горестно расплакалась.

Она с облегчением заметила, как постепенно все больше удлиняются тени: близился вечер, вскоре должен был вернуться Спартак.

С первого этажа донесся стук закрываемой входной двери. Спартак поднялся по лестнице, насвистывая модный мотивчик, и, подойдя к Лене, крепко обнял ее. Потом принюхался:

— Лазанья[45]?

— Рагу с лапшой, — поправила его Лена.

Они сели за стол. Время от времени Лена искоса бросала на него вопросительный взгляд. Она не забыла письма Альберты, но не хотела начинать разговор первой. За едой Спартак стал рассказывать ей о работе.

— Завтра утром придут маляры освежить стены в конторе. Я нанял новый персонал, с будущей недели у нас откроется настоящее представительство по продаже промышленных товаров для сельского хозяйства. И мне понадобится твоя помощь, любовь моя.

— Правда? И что я должна делать? — Мысль о том, что она может оказаться ему полезной, воодушевила Лену.

— Пригляди за рабочими, чтобы не спали на ходу и закончили все побыстрее. У них почасовая оплата, и я не хочу, чтобы они волынили за мои деньги.

— Не беспокойся, я их заставлю побегать, — пообещала Лена, но тут же спохватилась: — Завтра утром я не могу. У меня дела. Извини.

— И далеко ли ты собралась? — спросил он, глядя на нее с удивлением.

— Я нашла себе работу, просто чтобы не сидеть без дела и заработать денег.

Спартак резким движением швырнул вилку на тарелку. Посуда зазвенела, испуганная кошка юркнула под стол, а Лена вздрогнула от неожиданности.

— Что ж, по-твоему, я не в состоянии содержать свою жену? — возмутился он.

— Не смей повышать на меня голос! Я никому не позволю себя содержать, в том числе и тебе. Я всю жизнь работала и буду работать, пусть хоть весь свет перевернется, — решительно заявила Лена.

— Неужели ты не понимаешь, что я богат?

— Да будь ты хоть сам король, это ничего не меняет. Не хочу я зависеть от тебя, чтобы купить себе пару башмаков. А если мне захочется купить тебе подарок? Я должна буду просить на него деньги у тебя?

Гнев Спартака внезапно улетучился, и он улыбнулся Лене.

— Маддалена, любовь моя! Я стану со временем самым богатым человеком в Италии. И ты хочешь сказать, что моя жена должна работать?

— Так я и поверила. Чем хвалиться, лучше богу помолиться. И не забывай, что я пока еще не твоя жена.

— Я передал дело адвокату. Твой брак будет аннулирован.

— Каким это образом? Тоньино сегодня уехал в Америку.

— А ты откуда знаешь?

— Он приходил со мной попрощаться.

— Да как он посмел? — возмутился Спартак.

— А ты? Как ты смеешь меня допрашивать? Это я имею право знать, чем закончилась история с Альбертой Бенини. Если, конечно, она закончилась.

— Ах вот к чему ты клонишь!

— А что? Я требую слишком многого?

Опять они были на ножах.

— С Альбертой Бенини покончено. Она осталась в прошлом и больше не будет нас беспокоить. Я бы предпочел, чтобы ее имя вообще не упоминалось.

— Я согласна. Но только, если дело действительно улажено раз и навсегда.

— Знаешь, в чем твоя сила, Маддалена? — спросил Спартак, глядя на нее исподлобья и покачивая головой.

— Скажи мне сам.

— Я люблю тебя. Ты такая красивая, что я, глядя на тебя, просто сгораю от желания. Ты такая сильная, что я уступаю без боя. Ты такая честная, что я в сравнении с тобой сам себе кажусь негодяем, хотя в глубине души мне не в чем себя упрекнуть. И все же я недостоин тебя, — признался Спартак.

— Поешь ты сладко, спорить не стану, и подольститься умеешь. Но я тебя вижу насквозь, меня лестью не проймешь, и тебе бы следовало это знать.

— Когда мы поженимся, я подарю тебе кольцо с огромным бриллиантом.

Мысль об огромном бриллианте не произвела на Лену особого впечатления, ей вообще не верилось, что Спартак может по-настоящему разбогатеть. Но он был тем человеком, которого судьба поставила на ее пути, и она была счастлива принадлежать ему, понимая, что он никогда не перестанет ее любить.

…Это случилось прохладной летней ночью, когда Лена и Спартак крепко спали, обнявшись на старинном супружеском ложе, принадлежавшем в незапамятные времена родителям нотариуса Беллерио. На первом этаже особняка раздался телефонный звонок. Телефон долго звонил, прежде чем они услышали.