Но ощущение холода и боль внезапно его покинули, Селин же стала крутить головой во все стороны, как будто прислушиваясь к каким-то звукам за стенами комнаты. Лицо ее немного нахмурилось, и женщина опустила руку. Тень исчезла с ее лица.

— Мы с вами еще побеседуем, Мэт. Я не сказала вам еще многого. Помните одно: вы всегда можете выбрать свой путь сами. И не забывайте: есть много рук, желающих убить вас! Лишь я одна гарантирую вам и саму жизнь вашу, и все, к чему вы стремитесь, ежели вы поступите так, как я вам укажу!

И она выскользнула за дверь так же бесшумно, столь же грациозно, как вошла.

Мэт выдохнул из груди весь воздух. По лицу его струился пот. Кто же она, скажи мне, о Свет! Или она — Приспешник Тьмы? Если не учитывать того, что и о Ба'алзамоне она, говорила столь же презрительно, как и об Айз Седай. О Ба'алзамоне Друзьям Тьмы полагалось говорить так, как прочим — о Создателе. К тому же она не просила его скрывать ее визит от Айз Седай…

Хорошо! — подумал Мэт безрадостно. Простите меня, дорогие Айз Седай, но эта красотка приходила меня навестить. Она не назвала себя Айз Седай, но, по-моему, она решила использовать на мне Единую Силу, хотя при всем при том заявила, будто бы не является Приспешником Тьмы, а еще намекнула, что вы намерены мною воспользоваться для достижения ваших целей и что в Белой вашей Башне полным-полно Черных Айя. О, кстати, она меня убеждала, будто я представляю собой огромную ценность. Чем именно я так важен, она сообщить мне не изволила. Надеюсь, вы не возражаете, чтобы я вас покинул, нет?

Итак, в эту минуту лучшим решением всех вопросов для Мэта представлялся немедленный побег из Башни. Неуклюже соскользнув со своей кровати, он шаткой походкой двинулся к платяному шкафу, все еще придерживая на весу обмотанное вокруг тела одеяло. На нижней полке шкафа стояли его сапоги, а с крючка свисал плащ и пояс с кошелем и ножом, вложенным в ножны. Это был простой деревенский нож с закаленным лезвием, но он был ничуть не хуже любого кинжала, пускай даже самого великолепного. Остальная одежда Мэта — две плотные шерстяные куртки, три пары штанов, полдюжины льняных рубашек да нижнее бельецо — все было тщательно выстирано и вычищено, как полагается поступать с вещами, а теперь аккуратно сложено на полках в левой стороне шкафа. Мэт пощупал висевший на ремне кошель, он оказался пуст. Содержимое кошеля было беспорядочно разложено на полке рядом с вещами, извлеченными из его карманов. Мэт отодвинул в сторонку перо краснокрылого ястреба, гладкий полосатый камешек, расцветка которого приводила молодого человека в детский восторг, бритву и карманный ножичек с костяной ручкой и освободил замшевый кисет-мешочек от нескольких витков запасной тетивы для лука. Расправив горловину мешочка, Мэт обнаружил, что в отношении его содержимого память владельца работала хорошо, но излишне точно.

— Две серебряные марки да горсточка меди, — пробормотал он. — Недалеко же я укачу на такие шиши!

Когда-то содержимое собственного кошелька казалось Мэту скромным, однако вполне достойным состоянием, но было это еще до того дня, когда он покинул Эмондов Луг.

Молодой человек нагнулся, вновь заглядывая на полку. Но где же они? Мэт испугался: уже не выбросили ли их Айз Седай? Ведь так и мать его поступала, если ей приходилось их обнаружить. Где?! Но вот он почувствовал прилив облегчения. В глубине шкафа, позади ящичка с фитилем и клубком бечевки для силков да еще нескольких нужных вещиц, виднелись два кожаных стаканчика с игральными костями.

Когда Мэт вытаскивал их из шкафа, кости внутри стаканчиков загремели, но он все равно открыл плотно сидящую крышку. Все было в полном порядке! Пять костей с вырезанными на них символами, для «короны» и пять костей, маркированных точечками. Для нескольких видов игры требуются кости с точками, но, по-видимому, намного больше людей предпочитают играть именно в «короны», и ни во что иное. Имея такие кости, можно и с двумя марками сколачивать состояние, вполне достаточное, чтобы унести Мэта подальше от Тар Валона. Подальше от всех этих Айз Седой, от Селин — от всех и навсегда!

Послышалось вежливое постукивание пальцем, и дверь тотчас же отворилась. Мэт обернулся. В комнату входили Престол Амерлин и Хранительница Летописей. Он бы узнал их в любом случае, даже если бы не увидел на плечах Амерлин ее широкого полосатого палантина, а Хранительница не была окутана голубым своим палантином, более узким. Хотя Мэт и видел их всего лишь один раз и очень далеко от Тар Валона — не мог он забыть двух самых могущественных из Айз Седай!

При виде Мэта, застывшего со своим одеялом на плечах, брови Амерлин выгнулись дугой, а взор ее упал на кошелек и стаканчики для игральных костей, которые сжимал в руках юноша.

— Не думаю, что эти вещи понадобятся тебе очень скоро, сын мой, — сказала Амерлин строгим тоном. — Спрячь все эти штучки на место да ложись-ка в кровать! А то, смотри, ненароком грянешься на пол и разобьешь себе лицо!

Мэт старался понять, как поступить, и спина его распрямилась, но колени в тот же момент задрожали, а две Айз Седай на него взирали в упор, взгляд черных глаз был столь же прям, как взор голубых, и ему казалось, будто они спокойно прочитывают его строптивую мысль о побеге. Обеими руками придерживая одеяло вокруг себя, Мэт повиновался приказу. Он лег на кровать, выпрямившись, точно доска, и не понимая, что еще он обязан совершить.

— Как твое самочувствие? — оживленно спросила у юноши Амерлин, одновременно положив ладонь ему на лоб. Кожа Мэта покрылась гусиными пупырышками. Использовала она для этого фокуса Единую Силу или то было простое прикосновение Айз Седай, от которого он ощутил веяние холода?

— Чувствую себя прекрасно! — ответствовал Мэт. — Уже готов отправиться в путь. Позвольте мне только проститься с Эгвейн и Найнив, и я сразу же исчезну из города, будто меня ветром сдует. Я хотел сказать, я пойду… э-э, мать! — Нет, Морейн и Верин вроде не очень-то строго относились к его манере с ними разговаривать, но, в конце-то концов, сейчас перед ним была сама Престол Амерлин.

— Чепуха! — проговорила Амерлин. Она пододвинула стул с высокой спинкой поближе к кровати Мэта и села на него, затем обернулась в сторону Лиане и сказала: — Вечно мужчины стараются не признаваться, что больны, а потом так расхвораются, что женщинам приходится трудиться над ними вдвое больше. А то еще очень скоро добрые мужи бодро заявляют, будто совсем здоровы, а результат — тот же самый.

Взглянув на Мэта, Хранительница кивнула. И произнесла:

— Ты права, мать, но сей юный муж не имеет права объявлять себя здоровым, ибо пока он и встать-то может лишь с огромным трудом. Кстати, он соблаговолил слопать все, что было на подносе!

— Я была бы удивлена, когда бы он оставил столько крошек, чтобы заинтересовать ими хотя бы зяблика. Но все же обжора голоден, если я не ошибаюсь. Верно?

— Я бы могла, пожалуй, послать кого-то за пирогом для него, мать. Или за печеньем.

— Нет, мне думается, он уже вложил в себя столько всяческого добра, сколько может в себе удержать. Пока хватит. Иначе его просто вытошнит, и вся наша забота пропадет втуне.