Чарли все терзала ноготь.

– Значит, нет ничего… сверхъестественного… если мы, возможно, вспоминаем вещи… которые, может, происходили, когда мы были еще в утробе?

– Пятимесячный зародыш может слышать, как закрывается дверь в двенадцати футах от него.

– А ты веришь в привидения?

Он ухмыльнулся:

– Послушай, я хочу быть откровенным. Я знаю, что у беременных женщин бывают ненормальные страхи, но ты уже хватила через край. Тебе надо расслабиться. Ты нормальный здоровый человек, и я совершенно уверен, что в тебе развивается вполне нормальный и здоровый ребенок. Очень уж ты завелась по поводу всех вещей, которые с тобой творятся и которых ты не понимаешь. А теперь ты знаешь, в чем их причина, и тебе больше нет необходимости бояться. Не о чем тревожиться. Просто наслаждайся беременностью. В противном случае твоему бедному ребенку предстоит родиться нервной развалиной.

Чарли услышала чей-то слабый голос в себе, эхом отдававшийся будто в замкнутом пространстве.

Выглядит здоровой и нормальной. Кажется, потеря матерью крови на младенца не повлияла. Два поверхностных пореза от удара холодным оружием надо будет зашить.

Холодный поток воздуха прокатился по ее шее. Он породил чувство столь глубокого и сильного страха, что крошечное существо в ее утробе тоже могло ощущать его.

Оно толкалось ножками.

В сумраке Чарли въехала на их улочку. Она была потрясена и теперь пыталась свести услышанное воедино, отыскать в нем какой-то смысл. «Ситроен», подпрыгивая, протискивался по глубокой рытвине мимо «башен юных дарований».

И прежде бывали случаи, когда менструации приходили у нее поздно, и она надеялась… Представляя себе выражение лица Тома после того, как расскажет ему новость. Ах, счастливые времена.

У Розового коттеджа убывающий свет, кажется, стал поустойчивее. Автомобиль Виолы Леттерс исчез с подъездной дрожки. Чарли была настолько погружена в свои мысли, что лишь в последний момент заметила фигуру, возникшую прямо перед ней.

Она ударила по тормозам, колеса повело по рыхлой поверхности, а ее швырнуло вперед. Накренившись, автомобиль остановился. Чарли осторожно коснулась живота, беспокоясь о младенце, и посмотрела через ветровое стекло.

Какой-то мужчина с прекрасной осанкой в белой рубашке с шарфиком и кавалерийских твидовых брюках сидел у мольберта. Не обращая на нее внимания, он отклонил голову назад, приподнял кисть, прикрыл один глаз и присмотрелся к коттеджу, нанеся затем мазок на холст. Это был муж Виолы Леттерс.

Он повернулся, будто ощутив ее присутствие, и, не сгибаясь, встал. А потом поблек и исчез.

Свет стал чуточку ярче. Черной машины у коттеджа больше не было. На подъездной дорожке стоял «моррис-майнор» старухи.

Джиббон. Гипноз. Она все еще под его влиянием. Чарли едва осознавала, где находится. Уж не вообразила ли она себе и визит к Россу, не был ли он сном? В животе у нее снова возникло движение, слабое, как почесывание.

– Привет, – вяло сказала она. – Ну как ты там? Все нормально, правда? Ну и как же мы тебя назовем? Ты будешь мальчиком или девочкой? Думаю, ты мальчик. – Она нежно пошлепала себя по животу. – Тебе бы следовало оставаться там подольше. Тут снаружи столько ловушек.

За легкой дымкой голубоватых едких выхлопных газов, проплывавших над улочкой, послышался монотонный и резкий рев работающего двигателя. Чарли уже собиралась переключить передачу, когда увидела Зоэ с ее пойнтером, идущих навстречу. Зоэ зажимала пальцем нос.

– Господи, что за гадость! – Она отмахнулась от дыма. – Ну как тут не сказать: проклятый Хью!

– Так это оттуда все летит?

– Ну разумеется! Половину Суссекса отравляет! Я никак не возьму в толк, как он сам может в дыму работать: любой нормальный человек давно бы задохнулся. Я не забыла о том, чтобы пригласить вас с Томом, нет. Вот через денек-другой подберу дату.

Чарли покатила дальше. Голубоватые выхлопы дыма поднимались вокруг Хью, согнувшегося в мастерской над открытым двигателем «триумфа». Он, казалось, был совершенно поглощен закручиванием гайки, и ей захотелось остановиться, забежать туда и рассказать о своих новостях, но она покатила дальше, побоявшись, что новости вызовут у него отвращение к ней.

Беременна. Кому охота связываться с полоумной и беременной? Ребенок Тома. А собирается ли Том заботиться о нем? Поверит ли ей Хью, когда она покажет ему фотокопии газетной статьи?

Строители и электрик уже ушли, и Чарли с радостью услыхала лай Бена. Поспешив по гравию и вверх по ступенькам, она заметила нечто странное в лае: он звучал приглушенно и напряженно, не похоже на обычное приветствие Бена.

Сердится.

Она отперла входную дверь и нажала на выключатель в прихожей. Но свет не зажегся. Черт побери! Чарли принюхалась. В доме стоял запах протухшего мяса. Возможно, из морозильника. Она побежала в кухню, потом в котельную. Там Бен лаял на потолок, лаял глуховато, будто охрип.

Повернув морду в ее сторону, он жалобно заскулил и посмотрел вверх, на потолок, и снова залаял, отчаянно, словно пытаясь сообщить ей что-то. Чарли смотрела на него, потом на потолок, черный потолок с покрытыми изоляцией трубами центрального отопления.

– Что стряслось, малыш?

Не обращая на нее внимания, он изогнулся дугой, лая на стену позади себя, потом зарычал и промчался через кухню и вдоль по коридору. Чарли следовала за ним. Бен остановился и, свирепо глядя вверх, зарычал.

– В чем дело, малыш?

Он отступил на пару шагов, и его шерсть поднялась почти вертикально.

Чарли поднялась на несколько ступенек. Запах протухшего мяса слышался здесь сильнее. На лестничную площадку снаружи налетел порыв ветра, и что-то соскользнуло по стене. Через открытую дверь и ее спальню были видны все еще приподнятые доски пола и прислоненный к плинтусу моток проводов, оставленный электриками. Запах тухлятины стал еще сильнее, и Чарли подумала, уж не от дохлой ли мышки, вроде той, в мансарде. Правда, для мышки запах слишком уж сильный.

Она пошла к спальне по незакрепленным, стучавшим под ногами доскам, стук эхом отдавался в тишине. Толчком она распахнула дверь и заглянула в комнату.

Консервная банка лежала на верхушке ее столика. Только она больше не была заржавленной, а выглядела абсолютно новехонькой. Такой же новехонькой и сверкающей, какой она когда-то принесла ее на холм во время первого сеанса ретрогипноза у Эрнеста Джиббона.

Кто-то отполировал ее.

Короткими резкими движениями она покрутила головой. Комната, казалось, смыкалась вокруг нее. И тут Чарли закричала.

Медальона не было. Исчез. Вместо него в банке лежало настоящее сердце. Оно было маленьким, вонючим, протухшим, почти целиком покрытым извивающимися белыми мясными личинками.

Она попыталась было отойти, но консервная банка двинулась за ней, и отвратительное зловоние, высвободившееся из банки, взболтало все у Чарли в желудке. Она ударилась в стену, сердце в банке затряслось, и несколько личинок свалились с него. Остальные, извиваясь, лезли через край банки и падали ей на руку, холодные и сухие. Их лапки впивались ей в кожу, пытаясь вцепиться в ее трясущуюся плоть, прежде чем кувырком полететь на пол.