любви и естественное благородство своей королевской крови, запаршивел и одряхлел... Каков император!.. И что за странный адепт!.. Неужели ненависть к миру и есть высшая мудрость? Оплачивать свое посвящение постоянным страхом перед отравителями?! Такие

мысли обуревают меня по мере приближения к горному провалу, через который на головокружительной высоте к Карлову Тыну переброшен подъемный мост.

Стены и потолок искрятся золотом и драгоценными камнями: часовня св. Креста — святая святых «цитадели». За алтарем, в нише, — вмурованный реликварий с коронационными регалиями.

Император, как всегда, в своем поношенном черном плаще; в роскошных королевских покоях контраст между той властью, коей облечен этот странный человек, и его обличьем особенно режет глаза.

Я передаю Рудольфу протоколы наших ночных церемоний в Мортлейке, содержащие подробное описание тех «action», которые мы проводили с Зеленым Ангелом с первого до последнего дня. Каждый протокол удостоверен подписями участников. Император скользнул взглядом по подписям: Лестер, князь Ласки, польский король Стефан...

Нетерпеливо поворачивается ко мне:

— А остальные? Быстрее, сэр, место и время не таковы, чтобы мы долго могли оставаться неуслышанными. Ядовитые гады преследуют меня даже на пороге священного реликвария моих предков.

Я извлекаю отвоеванные у Келли остатки алой пудры и передаю императору. Подернутые прозрачной пленкой глаза блеснули.

   — Непорочное дитя, облаченное в королевский пурпур! — вырывается стон из страдальчески приоткрытого рта. Голубоватая нижняя губа, словно сдаваясь, бессильно падает на подбородок. Острый взгляд адепта мгновенно определил, какой аркан[41] попал к нему в руки. Быть может, впервые в жизни... Сколько было в ней разочарований, к каким только немыслимым попыткам надувательства не прибегали наглые и глупые шарлатаны, чтобы обмануть озлобленного, отчаявшегося старателя!..

   — Как вы добыли это? — Голос императора дрогнул.

   — Следуя указаниям мудрой книги святого Дунстана, как ваше величество могли уже давно заключить из речей моего компаньона Келли.

   — Книгу сюда!

   — Книга, ваше величество...

Желтая шея императора вытягивается вперед, точь-в-точь как у египетского коршуна.

   — Книга! Где она?

   — Книгу я не могу вручить вашему величеству, хотя бы уже потому, что не имею ее при себе. Не думаю, чтобы карман одинокого ночного путника служил ей надежным пристанищем в богемских лесах.

   — Где книга? — шепчет император.

Я не даю вывести себя из равновесия.

— Криптограммы книги, ваше величество, мы пока что сами не смогли расшифровать полностью...

Император чует обман... Как заставить его поверить в помощь Ангела?! Ясно одно: до поры до времени я не могу дать Рудольфу... взглянуть на манускрипт; он его увидит только тогда... когда мы проникнем в тайну.

— Где книга?

Зловещий вопрос императора вторично прерывает поток моих быстрых, как молнии, мыслей. Угроза уже тлеет во взоре коршуна.

— Ваше величество, книга в надежном месте. Открыть замок, за которым она хранится, я могу только вместе с Келли. Один ключ у меня, другой — у него; лишь два ключа могут открыть кованый ларь. Но даже если бы Келли был здесь, все равно... Ваше величество, кто мне поручится...

— Бродяга! Мошенник! Висельник! — клюет император. Я с достоинством уклоняюсь:

— Прошу ваше величество вернуть мне алую пудру. Для вас она, очевидно, ни на что не годная дорожная пыль, ибо каким образом может попасть в руки бродяги, мошенника и висельника высочайшая тайна тайн — Lapis transformationist[42]

Рудольф поперхнулся, недовольно заворчал... А я быстро добавил:

— Моя оскорбленная честь, честь английского баронета, не делает чести первому дворянину империи, ибо ваше величество отлично понимает свою недосягаемость.

Эти неслыханные по своей дерзости слова оказывают именно то действие, которого я и добивался. Император еще крепче когтит в своих тощих пальцах коробочку с алой пудрой, медлит, потом бросает:

— Сколько мне еще повторять, что я не вор?! Когда книга будет у меня?

Мой мозг сверлит одна мысль: только бы выиграть время!

— Когда ваше величество вызвали меня сюда, Келли как раз собирался отбыть по делам, не терпящим отлагательства. Как только он вернется, я уговорю его показать книгу святого Дунстана вашему величеству.

   — А когда вернется ваш Келли? Была не была!

   — Через неделю, ваше величество. Итак, слово произнесено!

— Будь по-вашему. Через десять дней дайте знать бургграфу Розенбергу. А я подумаю о дальнейшем. Только не надейтесь, никакие отговорки вам уже не помогут! От Святой Церкви вы уже отлучены, сэр Ди! Моя власть, к сожалению, кончается у границ Богемии... И за их пределы вы будете немедленно выдворены, если я не увижу в указанный срок книги святого Дунстана и не услажу слух мой вашими мудрыми поучениями относительно ее содержания. Похоже, мы друг друга поняли? Отлично...

Часовня кружится у меня перед глазами. Вот он — конец! За десять дней мне следует расшифровать криптограммы святого Дунстана, иначе все пропало: как лжецов и шарлатанов нас вышвырнут за пределы Богемии и мы будем тут же арестованы шпионами инквизиции!.. В течение этих десяти дней Ангел должен помочь! Через десять дней я должен знать, что означают темные места пергаментной рукописи!.. Лучше бы этим страницам никогда не покидать тихой крипты епископа! По крайней мере, хоть бы мне на глаза не попадались!..

Но кто ограбил склеп святого Дунстана? Кто же, как не я, посылавший ревенхедам деньги и провоцировавший их на новые кощунства?!

Всякий грех зачтется, и исполнится правый суд. Так помоги же мне, ты, единственный, кто может мне помочь, спаситель чести моей, трудов и жизни, — Ангел Господень, чудесный страж Западного окна!

Тусклый светильник едва теплится. Одолевает сон; дни и ночи напролет — отчаянные попытки расшифровать книгу святого Дунстана... Мои глаза, обожженные бессонницей, воспалены и так же, как моя измученная душа, жаждут одного — покоя...

Наконец Келли вернулся. Позевывая, лениво развалился в кресле, в том самом, в котором я, прикованный как к пыточному

стулу, в течение шести суток самозабвенно истязал мой мозг. Введя его в курс дела, я постарался как можно красноречивей изобразить нашу дальнейшую судьбу в случае, если не будут выполнены условия императора.

Лицо Келли вытянулось, глаза трусливо забегали за полузакрытыми веками, не суля ничего хорошего. О чем думает, что замышляет этот человек? И что делать мне? Меня знобило как в лихорадке, обдавая то жаром, то холодом... Голос мой прозвучал глухо и хрипло:

— Теперь тебе известно во всех подробностях, как обстоят дела. На то, чтобы проникнуть в криптографию святого Дунстана и извлечь из книги рецепт тинктуры, осталось немногим более трех суток; если нам это не удастся, нас сначала объявят еретиками и ярмарочными шарлатанами, а