Дайан уронила голову на руки.

– Дайан? – повернулся к ней Шиппс.

– Ничего, – отозвалась она. – У меня ничего нет.

– Еще у нас есть записи Мадлен Уилсон, сделанные ею для ее психолога, которые, по моему мнению, являются финальным штрихом.

– И как же тебе удалось получить эту фигню у ее психолога? – спросила Дайан, даже не пытаясь скрыть свой скептицизм.

– Я и не знал об этом. Когда я стал ее расспрашивать, мисс Уилсон добровольно предоставила мне копии записей. Говорю тебе, этот парень был стремным. Как персонаж из фильмов Гая Ричи. Он был гребаной бомбой замедленного действия.

– Тогда почему было просто не уйти от него?

– Многие женщины не уходят. Это не делает их лгуньями. И я хочу, чтобы ты знала, что я остановил твой допрос потому, что уже поговорил с окружным прокурором. Она согласна со мной касательно того, что мы имеем дело с оправданным убийством. Она не подпишется под этим, пока не придут результаты из лаборатории, но мы оба сошлись на том, что тут все и ежу понятно.

Шиппс прав, подумала Дайан. Местный прокурор, Элизабет Монро, начала свою карьеру в Сент-Луисе, помогая в качестве волонтера жертвам домашнего насилия и выступая обвинителем на связанных с ним судебных процессах.

– Значит, не будет никакого ареста, – сказала Дайан, пытаясь свыкнуться с мыслью, как быстро и безапелляционно было принято решение.

– Нет никакого преступления.

– Ясно.

– Нет преступления – нет ареста. Оправданное убийство.

Остановившись, Шиппс потянулся, давая понять, что совещание закончилось. Когда Си Джей, Билл и Лесли вышли из столовой, он сочувственно улыбнулся Дайан.

– Самый очевидный случай убийства в моей карьере, – сказал он.

Пытаясь вновь найти с ним общий язык, Дайан попробовала мрачно пошутить:

– А может, вообще единственный?

– Нет, мне приходилось видеть тела и раньше.

– Ты имеешь в виду, тело своей жены у себя в спальне?

– Я передам Меган твои слова, – усмехнулся Шиппс в ответ на ее иронию. Он коснулся ее плеча. – Что с тобой, Дайан?

Она взглянула на него, ожидая очередной шутки.

Выражение лица Шиппса поразило ее. Это была маска тщательно сдерживаемой ярости.

– Если ты еще раз войдешь на активное место преступления в одиночку, то я не стану, на хрен, тебя прикрывать, даже если там будет ребенок. Понятно? Я сообщу об этом шефу. Сейчас я тобой недоволен.

Стыд охватил все тело Дайан, так, словно ее облили горячей водой. Закусив губу, она заторопилась прочь, не желая, чтобы Шиппс увидел, что ему удалось довести ее до слез.

* * *

Когда Дайан вернулась за свой стол, ее трясло и она думала о том, чтобы уволиться и уехать на Аляску. Или в Коста-Рику. Куда угодно. Она ненавидела Шиппса. Нет, не его. Тот факт, что ее отчитали. Впрочем, она ведь знала, что произойдет, и все равно поступила так, как поступила. И поступила бы так снова.

Ждавшие ее на столе ксерокопии заданий, выполненных Мэдди Уилсон в рамках эпистолярной терапии, были как пощечина. Она с трудом сдержалась, чтобы не сбросить их со стола вместе со своим телефоном, степлером и папками с делами. Прищурившись, Дайан наклонилась, чтобы прочесть записку, которую Лесли прилепила к верхнему листу в стопке. Проклятье! В довершение всего ей теперь еще нужны были очки.

В записке говорилось:

В конце записки стоял улыбающийся смайлик. Дайан начала просматривать ксерокопии. Это были душераздирающие признания.

Когда Чарли плачет. И вообще когда что-нибудь плохое случается с Чарли.

Дайан скорчила гримасу и тут же почувствовала неловкость. Почему? Почему в глубине души у нее оставались сомнения относительно этой застенчивой, беспокойной, боязливой любящей матери? Было ли причиной ее сомнений (и да, в какой-то мере праведного возмущения) то, что Иэн был солдатом, как и отец Дайан? Вероятно.

Ей надо было научиться быть более объективной. Все было ясно. Записи подтверждали все предположения детектива Шиппса; Мэдди жила в страхе перед мужчиной, который скатывался на дно, запойно пьянствовал и готовился к Судному дню.

Ему довелось побывать в самых худших, самых жестоких уголках мира, где он стал свидетелем множества убийств и либо достаточно ожесточился, либо перенес достаточно сильную психологическую травму, чтобы совершить убийство самому.

Дайан беспокоил один факт: хотя обе женщины утверждали, что Иэн Уилсон угрожал ребенку, ни одна из них не говорила о том, что он на самом деле причинил ему вред. И все же ребенок был в шоке, повторяя «мне больно», когда Дайан нашла его. Еще ее тревожили окровавленное детское полотенце, странные ногти, маленький ножичек и шариковая ручка. На эмоциональном уровне она никак не могла перестать думать об игре «Раздави конфету», о счастливых семейных фотографиях на экране компьютера, о заднем дворе, заваленном детскими и собачьими игрушками, и о двух маленьких бостон-терьерах, которым, похоже, не терпелось вернуться к жизни с таким ужасным человеком. Ужасным человеком с полуприкрытыми добрыми печальными глазами, искавшими кого-то или что-то в темных углах.

Впрочем, дело было закрыто.

День убийства

В зеркале заднего вида Иэн увидел себя, а еще – любопытный взгляд своего молодого водителя, который, казалось, набирался смелости, чтобы начать разговор. Интересно, что скажет Мэдди, подумал Иэн. Он не только загорел под нигерийским солнцем до такой степени, что его кожа стала напоминать жареный орех, но и приболел и сбавил в весе. Со свойственным ему оптимизмом Иэн надеялся, что благодаря этой комбинации он стал выглядеть моложе и стройнее и что ей это может понравиться. Как бы там ни было, его загар никак не мог выглядеть более нелепо, чем те пятнистые, как мех гиены, волосы, с которыми он приехала тогда в Нью-Йорк. Иэн расхохотался.