«Итак, я дома!» – подумала она и в три прыжка спустилась по лестнице. «Ах, хорошо! Тьфу, черт!» Аристократическая меховая лапка едва не вляпалась в собачье дерьмо. «Какая гадость, – брезгливо обошла кучку Пульсатилла. Ее потянуло на философию. – Что за отвратительные существа! Что за страсть везде оставлять продукты жизнедеятельности! М-да, кто-то дарит человечеству великие творения, знания, плоды трудов. А кто-то – зловонные кучки!»

Неспешным аллюром, грациозно и с достоинством, Пульсатилла продолжила прогулку. Свежий ветерок налетел, забрался в пушистые бока персиянки, он приятно холодил и бодрил. Кто-то пристроился рядом с кошкой. Пульсатилла оглянулась. Кот. Урр-мм… Глаза зеленые, бешеные. Горят задором. Молодой, едва выбился из прыгучего подросткового возраста. Одно ухо изодрано, висит. Шерсть сбилась клочками, видно, что дворовый. И грязноват. Беспородный. Ммррру-мм… Но молод, молод, неприлично молод!

Год во Франции приучил Пульсатиллу относиться снисходительно к внешности мужчины. Француженки, выросшие в суровых условиях наступающего гомосексуализма, трепетно воспринимали любой мужской материал. Не судить по внешности. Внешность изменчива. Под фасадом бомжа может скрываться сексуальный гигант.

К тому же Пульсатилла плотно вошла в период, у людей называемый бальзаковским возрастом. Ее перламутрово-серая шерсть все так же сверкала на солнце лионским шелком, в глазах порой вспыхивали огоньки. Но она уже выходила в тираж.

Юноша не отставал. Он горячо дышал Пульсатилле в бок. От него текли флюиды, он терпко пах немытым телом, улицей, мускусом и еще чем-то, от чего у Пульсатиллы предательски съезжал набок хвост и спина принимала форму параболы.

Внезапно спутник остановился. Персиянка по инерции пробежала еще пару метров, потом нажала на тормоза и вопросительно замерла. Оглянулась. В трех метрах от них зияла черной пастью труба подвала. Юноша однозначно подмигнул породистой красотке: «Пойдем?»

Мощная волна желания придавила Пульсатиллу к земле. Минуту она боролась с природой, призывая на помощь разум, гордость, принципы. Все доводы рассудка одномоментно смыл девятый вал страсти. С независимым видом, сохраняя царскую осанку, Пульсатилла неторопливо проследовала к лазу в подвал.

Воскресное утро Здоровякины встречали картиной тихого семейного счастья.

Глава семьи возлежал в кресле перед телевизором, уничтожал пятый бутерброд с колбасой, а в промежутках между двумя чавками орал детям, чтобы умолкли и не мешали смотреть «Городок». Марию полчаса полоскало в туалете – токсикоз не кончался. А теперь она улеглась на диван и заторможенно тыкала пальчиком в клавиши ноутбука. Три жеребенка безостановочно носились из комнаты в комнату и на кухню, при этом вопили и гоготали и отвечали буйным топотом на возмущенный стук соседей.

– Эдик! – воскликнул Антон. – Ты опять весь мой альбом истыкал! Ну, папа, скажи ему!

Страницы альбома представляли собой сито. Маша посмотрела сквозь дырочки на свет, затем перевела взгляд, озаренный догадкой, на мужа.

Муж-оперативник тоже все сразу понял – недаром же учился в школе милиции.

– Эдик! Ну-ка, подойди!

– Отберите у него шило, – предал брата Алексей.

– Он достал уже! – подскочил Антон. – Все тыкает и тыкает! Тыкает и тыкает!

– Плививочка! – обескураженно объяснил Эдик. – Укольчик!

Прелестное дитя не понимало, за что подвергается гонениям.

Илья улыбнулся:

– Вот кто организовал себе сестренку!

– И даже двух, – меланхолично отозвалась с дивана Маша. – У нас опять двойня… Илья, ты что? Илюша… Илюша, милый, что с тобой?!!!!