Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она ругалась на ходу. Подошла к Ныркову, нагнулась над ним. Пощупала пульс.
— Жив, — облегченно вздохнула — Идиоты, надо же видеть, в кого стреляете…
— Так кто ж знал, что это ты, — услышала Рита знакомый голос. — Думали, ты нырковский палач. А я, между прочим, уже имел с ним дело…
— А он имел дело со мной…
Рита смотрела на Рому. Красивый, мужественный, благородный. В больничной пижаме, с автоматом в руках. Для кого-то он, возможно, выглядел смешно, но только не для нее. И совсем он не похож на преступника… Это не он, это Нырков преступник… Как же она была слепа.
Рядом с ним были Артем, его брат, и два незнакомца. Но Рита не обращала на них никакого внимания.
— Рома! — потянулась она к нему. Но тот сделал вид, будто не замечает ее. Обиделся, значит…
— Рома, ты обиделся на меня? — Рита чувствовала себя виноватой перед ним.
Она поверила Ныркову, этому негодяю. И отказалась от Ромы. Почти отказалась. И почти отдалась Ныркову.
— Я! Обиделся?!. Какие глупости, — холодно усмехнулся он.
— У нас с ним ничего не было, — всхлипнула Рита.
— А мне-то что?.. Короче, сырость здесь разводить не надо. И без того сыро от крови… Ты мне скажи, с какой Жанной ты обо мне разговаривала?
— Она жена твоего начальника.
— Майора Кручи?
— Да.
— Где ты встречалась с ней?
— В Москве. В гостинице.
— В Москву ты с Нырковым ездила?
— Да…
— Ну о чем еще тогда с тобой говорить, — небрежно посмотрел на нее Рома. — Меня как зверя травят, а она с ублюдком по столицам разъезжает… О чем вы говорили с Жанной?
— Я сказала ей, что тебя обвиняют в убийстве… Рита чувствовала, как по щекам стекают горячие слезы.
— А Жанна не поверила…
— Понятное дело, не поверила. Она же знает меня… Мы с Жанной почти незнакомы. А она уже знает, что я не могу убить своего друга.
— Рома, прости!
— А чего прощать? Может, я и в самом деле убил Пашу. Из-за Юли, из-за его жены…
— Рома! — послышался голос Вероники. Маргарита увидела, как на лбу у него появилась красная метка.
— Рома, ты не убивал своего друга. И если ты не перестанешь сейчас донимать девушку, я тебя пристрелю.
Это было сказано в шутку — не всерьез. Но Рита поверила ей и метнулась к Роме, закрыла его.
Рома прижал ее к себе. Погладил по спине. Похоже, он готов был простить ее. Может, у них еще будет все, как прежде? Он все сильней прижимал Риту к себе.
— Дурочка, ты не должна была сомневаться во мне…
Он языком смахнул с ее щеки горючую слезу.
— Рома, прости!
— Прощаю… Значит, говоришь, ты рассказала Жанне про мою беду?
— Да.
— Ну вот, Вероника, значит, со дня на день мои друзья будут здесь.
За окнами где-то далеко что-то громыхнуло. Как будто вагон со снарядами рванул.
— А может, они уже здесь…
— Ничтяк! Лафа! — потянулся и громко зевнул здоровяк с мутным взглядом и пудовыми кулаками. Спортивный костюм, затасканная кожаная куртка.
— Эй, сюда, — небрежным жестом поманил к себе официантку второй бугай.
Лицо как будто пьяным мастером из дубового полена вытесано, глаза протухшей рыбы, за центнер весом. Про таких говорят, что быка одним ударом убивает.
Девушка знала, с кем имеет дело. Пять мордоворотов явно бандитской ориентации не внушали ей доверия. Но она их смертельно боялась. Поэтому безропотно подошла к ним, замерла
— Водки! — сказал один
— И еще водки! — заказал второй.
— И еще, еще водки! — загоготал третий.
— И один маленький огурчик. В виде… — четвертый взял меню и начал водить пальцем сверху вниз.
Официантка едва успевала записывать.
— Гуляем, братва! — сказал один, когда официантка исчезла.
Принесли заказ. Водка, много водки, очень много… И маленький огурчик, который за ночь всей толпой не осилить. Трюфеля и омары в этих местах не водились — поэтому шеф-повар ресторана не включал в меню сии экзотические блюда. Икорка, балычок — пожалуйста. Котлеты по-киевски? Извините, здесь вам не Киев. Так что обойдетесь…
Братки омаров не заказывали, крабов тоже, креветками все брезговали со времен голодного детства. Стейки, антрекоты, филе… Бред какой-то… Икра, красная рыба, молочный поросенок, зажаренный целиком, гусь с яблоками… Вот это самое то… Словом, здоровая деревенская пища. И водка. Много водки.
Братки презирали всякие там рюмочки. Двухсотграммовые стаканы — это самое то. После первой и второй промежуток — пять секунд. Между второй и третьей — четыре… И так по нисходящей…
Минут через десять братки дошли до кондиции. Хорошо, пьяно, круто…
— Телку хочу! — Первый бандит обвел взглядом зал.
— Какие тут, на хрен, телки? — тыкнул второй. — Голяк, в натуре…
— Да помнишь, была тут кобыла конкретная…
— А-а, это когда ты, Стикс, по роже схлопотал…
— Да тебя самого замесили, бляха!.. Урою козла!!!
— Меня, что ли! — вскочил браток
— Да пошел ты!. На хрен бы ты мне сдался… Козла того урою, который нас тогда… Ну это, типа…
— Трендюлей навешал…
— Да ладно, трендюлей… Прямо уж… Зато какая телка была. Наша телка…
— В смысле наша…
— Жена Ныркова. Я ведь это потом просек…
— Ныркова?.. Жена?.. Здесь?..
— Ну да, в Лесокаменске… На хоря приехала, тварь…
— Надо бы ее выцепить…
— Да может появиться…
— Чо, блин, дебилы, совсем крыша съехала! — презрительно отозвался о своей братии «бригадир». — Нажрались, бляха. Туфту несете несусветную, в натуре, блин… Нырков похоронил свою жену, на хрен… Дятлы, короче… На Ныркова наезжать думаете, а про жену его, в натуре, ни фига не знаете…
— Да на кой хрен нам его жена! — обиделись братки.
— Ну, конечно, покойницу на хрен-то не натянешь… Гы-гы!. Э-э, а это чо за бычье?!
Все повернулись к столу, за который садились какие-то мужики. Широкие джинсы, бритые затылки, массивные золотые цепи на воловьих шеях, тяжелые золотые «гайки» на пальцах. Все четверо крепкие как на подбор. А один вообще здоровый, как гора. Были бы братки трезвыми, они держались бы куда повежливей с этими здоровяками. Но пьяному горы по плечу