Помимо английского значения, в имени Падука, как отметил Д. Б. Джонсон, звучит русское «упадок» (Джонсон Д. Б. Миры и антимиры Владимира Набокова. С. 266), к чему можно добавить «паук» и «падок» (Падук падок на сладкое). Исследователь, кроме того, обратил внимание на то, что англ. toad созвучно с нем. der Tod (смерть) и что сцена, в которой Жаба целует Круга в темном школьном классе, напоминает распространенный в западной культуре мотив «Поцелуя смерти» (Todeskuss). Это наблюдение тем более любопытно, что Круг в своих записках одушевляет смерть (в гл. 10): «посмотрел в глаза смерти и назвал ее собакой и мерзостью».

С. 114. …все люди состоят из одних и тех же двадцати пяти букв… – В английском алфавите 26 букв; возможно, алфавит этой страны содержит на одну меньше, или же Падук в согласии со своей теорией коллективного сознания намеренно опускает англ. I (я).

С. 115. падограф – неологизм от англ. pedograph (педограф – прибор, который носит пешеход для топографической записи местности, пройденной во время путешествия; отпечаток ноги на бумаге) и pad (лапа, блокнот; идти по следу животного), соотнесенный с именем Падук.

С. 116. клинальная изменчивость – непрерывный ряд различий в функциях или структуре, проявляемых представителями биологического вида в пределах ареала.

С. 119. kuppe [закрытый экипаж] – от нем. Kupee – закрытый экипаж; купе.

С. 120. trivesta [подробности любовных похождений] – от англ. trivia (мелочи, пустяки) и travesty (пародия, травести).

…офорт, изображающий «Хлебно-Песчаный бунт», 1849. – Вероятно, совмещены «Бунт на Песчаном участке» в Сан-Франциско в 1877 г. (китайские строители и рабочие взбунтовались из-за того, что были выброшены на улицу, их выступление на так называемом Песчаном участке поддержала Рабочая партия Соединенных Штатов) и хлебные бунты, проходившие в разные годы во многих странах – Ирландии, России, Франции, Германии, США. Указанный Набоковым 1849 г. – время завершения Великого голода в Ирландии; кроме того, период 1848–1849 гг. известен как «Весна народов» – общее наименование революционных событий и восстаний в Центральной Европе.

С. 121. …сыновья реакционных дворян соответствовали своему привилегированному сословию и объединялись в «Rutterheds». – Сложный неологизм, образованный, по-видимому, от архаичного англ. rutter (термин XV–XVI вв.) – всадник или солдат, первоначально принадлежавший к немецким войскам (Набоков мог учитывать также «ратный», «рать»). Вторая часть слова, вероятно, относится к арх. англ. hed (голова, правитель), а все вместе намекает на то, что реакционные дворяне, т. е. противники ограничения власти монарха, образовали что-то вроде партии «воевод».

С. 123. Фрадрик Скотома. – Как заметил А. Люксембург (НСС, 581), имя основоположника эквилизма напоминает о Фридрихе Энгельсе (1820–1895) и марксизме через неполную анаграмму фамилии его основоположника К. Маркса (1818–1883). См. также коммент. к гл. 3 относительно медицинского термина.

С. 126. …последний станет первым, и наоборот… – «Многие же будут первые последними, и последние первыми» (Мф. 19:30). Кроме того, здесь отсылка к словам «Интернационала» Э. Потье (русский перевод – 1902), бывшего в 1918–1944 гг. официальным гимном РСФСР: «Кто был никем – тот станет всем!».

С. 127. …убийство совершил студент по имени Эмральд… – Имя образовано от англ. emerald – изумруд; в геральдике – зеленый цвет (в «Бледном огне» появляется похожий персонаж, молодой Джеральд Эмеральд (Изумрудов), персонификация смерти и «важная Тень»). Как следует из гл. 2 романа, в Падукграде после революции проспект Теодора Третьего был переименован в честь этого террориста.

С. 128. «Ustra mara, donjet domra» – «Ustra» и «domra» перекликаются с более ранним гибридом «domusta» (см. коммент. к гл. 3); «donjet» вновь обыгрывает «dont j’étais» из эклоги Малларме; мара – морок, наваждение, греза, призрак и род домового или кикиморы (Словарь Даля); домра – восточнославянский народный инструмент.

Этермон (сиречь Обыватель). – Придуманный Набоковым герой комиксов, имя которого образовано от нем. Jedermann (каждый, всякий – название известной пьесы Г. фон Гофмансталя, 1911) и др.-греч. etymon – этимон (исходное слово, основа слова или корневая морфема). Для пояснения Набоков приводит в скобках англ. everyman (обыкновенный человек; обыватель); этот термин использовался еще в английском моралите конца XV в. «The Summoning of Everyman», где аллегорический герой изображает обычного человека, который знает, что ему скоро предстоит умереть.

Дж. Б. Фостер предположил, что образцом для набоковского Этермона мог стать Дагвуд Бамстед, герой популярного в США в 1930–1950-х гг. комикса «Блонди», созданного М. Б. Янгом (Foster J. B., Jr. “Bend Sinister” // The Garland Companion to Vladimir Nabokov. P. 28). Дагвуд изображался добродушным, но ленивым, бестолковым и неуклюжим мужем Блонди, любящим сытно закусить и подремать на диване или в кресле. Много внимания в комиксе уделялось жилью и домашним занятиям Дагвуда и его семьи.

Еще один возможный источник Набокова – знаменитый персонаж американского писателя С. Льюиса (1885–1951) Бэббит, имя которого стало нарицательным. В ранней редакции первой главы «Незаконнорожденных» упоминаются герои американского комикса Матт и Джефф (см. в наст. изд.: Приложение, IV), возникающие в сатирическом романе «Бэббит» (1922) в подходящем Набокову контексте (протест сына Бэббита, обычного американского школьника Теда, против требования учителей читать Шекспира). Набоков в своем романе (с его изощренно-трудной шекспировской главой), по всей видимости, учитывал мотивы Льюиса, особенно если обратить внимание на то, что Бэббит, житель вымышленного американского города Зенит, – типичный обыватель и маклер по делам недвижимого имущества: «Бэббит сердито поднял глаза от юмористического приложения к газете “Вечерний адвокат”. Это было его любимое чтение – комиксы, в которых мистер Джефф бомбардирует мистера Матта тухлыми яйцами, а мамаша учит папашу уму-разуму при помощи кухонной скалки. С благоговейным выражением лица, тяжело посапывая и полуоткрыв рот, он ежевечерне внимательнейшим образом изучал каждую картинку и терпеть не мог, когда прерывали этот торжественный ритуал. Кроме того, он осознавал, что по части Шекспира он не авторитет. Ни в “Адвокат-таймс”, ни в “Вечернем адвокате”, ни в “Известиях зенитской Торговой палаты” еще ни разу не было передовицы о Шекспире, а пока один из этих органов не высказался, Бэббиту было трудно составить собственное мнение» (Льюис С. Бэббит. Эроусмит / Вступ. ст. Т. Мотылевой. М.: Художественная литература, 1973. С. 83. Пер. Р. Райт-Ковалевой).

С. 129. …курящим ту марку папирос, которую предпочитают миллионы, а миллионы не могут ошибаться… – О том же Набоков писал М. Алданову 6 мая 1942 г.: «Ваша статья о Мережковском (кроме ссылки на Герцена – Гюго и на “что-нибудь да значит” – раз столько-то лет читают и в стольких-то лавках продают, – что, по-моему, тоже самое, что “миллион людей – курящих нашу папиросу – cannot be wrong”, между тем как следует, по-моему, всегда исходить из того, что большинство – не право и что тысячами уликами <sic> пригвожденный подсудимый – невиновен) мне очень понравилась» (цит. по: Бабиков А. Прочтение Набокова. Изыскания и материалы. СПб., 2019. С. 555–556).

С. 133. …книга на самом деле представляла собой шкатулку из розового дерева, формой и окраской имитирующей том стихов… – Предмет уже возникал ранее (гл. 4) как «Buxum biblioformis» (коробка в виде книги). Похожий предмет фигурирует в конце романа