Катастрофическую эволюцию Высоцкого как художника и личности мы прослеживаем на протяжении всей нашей книги.

И еще один важный аспект проблемы «Высоцкий как Пушкин». Это тот демократизм, к которому Пушкин шел на протяжении всего своего творчества: «Капитанская дочка» в этом смысле — итог. Высоцкий же этим свойством обладал с первых шагов. И сейчас, более чем через сорок лет после его физического ухода из жизни, он для русского читателя главный демократический поэт. И конкурентов в этом качестве у него практически нет.

С особенной наглядностью это обнаруживается в демократизации языка. Это не упрощение и не огрубление, а соединение книжности с разговорностью, сопряжение высокого и низкого стилей, включение собеседника в структуру своей собственной речи. Этим занимался Пушкин, с которым, несмотря на хронологическую дистанцию, мы сверяем сегодня собственную речь. Это продолжил Высоцкий, ставший неотъемлемой частью нашей речи. «От всего человека вам остается часть речи», — сказал Иосиф Бродский, который сам стремился к преодолению книжности и «высокого» стиля. Потому он и счел главным в текстах Высоцкого «лингвистическую сторону». Песни Высоцкого, по его словам, «поражают, то есть действуют на публику — благодаря не столько, скажем, чисто музыке или содержанию, но благодаря бессознательному усвоению этой языковой фактуры».

Не считаю нужным касаться здесь вопроса о пушкинских цитатах и реминисценциях у Высоцкого. Красноречивые примеры уже упоминались и еще будут упомянуты далее. Пушкинские мотивы, слова и обороты — это материал, с которым работают почти все поэты. Это неиндивидуально. Заметим только, что Высоцкий не причастен ни к «трепетной» традиции коленопреклоненного обращения к Пушкину, ни к эпатирующей традиции его «развенчания». Привлекая классика к диалогу, он остается самим собой. Тут не «Высоцкий как Пушкин», а «Высоцкий как Высоцкий».

Пушкин и Высоцкий живы. Один из них в этот поздний час заснул в доме на набережной Мойки, другой — на восьмом этаже дома на Малой Грузинской. Обоим завтра утром выходить на работу. Круг обязанностей широк: оба — вечные спутники, властители дум, защитники свободы, настройщики русского языка.

Мечты и планы

В августе после долгой задержки выходит диск с четырьмя вещами: «Он не вернулся из боя», «Песня о новом времени», «Братские могилы», «Песня о Земле». То есть тексты эти разрешены, нет никаких препятствий к тому, чтобы их и печатно обнародовать. Тем более что практически они более чем обнародованы: сколько народу знает их наизусть! Только знаки препинания понадобится расставить, а все буквы-звуки в людскую память уже впечатаны.

На студии грамзаписи множество новых планов, проектов. Есть намерение записать их вместе с Мариной. И еще заказан Высоцкому цикл песен для альбома «Алиса в стране чудес»: нужны свободные вариации в английском парадоксальном духе — это, по сути, поэтическая, литературная работа!

И кинокритика стала похваливать. В журнальчике «Спутник кинофестиваля» вполне пристойная статья «Владимир Высоцкий». Автор — С. Черток. «Известный черт с фамилией Черток — агент из Рая…» Все сказанное когда-то сбывается: может быть, райская жизнь у нас впереди?

В сентябре Таганка отправляется в Ташкент — правда, ни «Галилея», ни «Гамлета» туда не везут. Тем не менее одержана большая победа — В. С. Высоцкий в числе пяти особо отличившихся актеров награжден Почетной грамотой Президиума Верховного Совета Узбекской ССР. Да, именно с большой буквы, потому что это считается правительственной наградой. И отныне во всех анкетах в соответствующей графе у нас будет не прочерк, не «не имею», а вот это самое.

Потом — Алма-Ата, где его активно интервьюировала пресса. Высоцкий говорит о своей главной роли: «Мой Гамлет совсем не инфантилен. Он многое знает, он не решает: быть или не быть, убивать или не убивать. Его бесит то, что этот вопрос человечество решает со дня зарождения и все никак не может решить и все должно убивать и убивать…»

Самое важное событие на исходе семьдесят третьего года — работа над балладами для фильма «Бегство мистера Мак-Кинли», который собирается по киноповести Леонида Леонова ставить Михаил Швейцер. В своих поисках режиссер закономерно набрел на Высоцкого как поэта. Началось с того, что Швейцер захотел использовать брехтовский принцип «очуждения» смысла, способ прямого обращения к зрителю — только не в зонгах, а в сюжетно развернутых балладах. И даже их вчерне уже написал — что-то вроде прозаического подстрочника сделал. Стал Швейцер со своей женой и соавтором Софьей Милькиной советоваться. Она вычислила Высоцкого, позвонила ему и деликатно предложила посмотреть заготовки, на всякий случай. Встретились на «Мосфильме», получил он тексты, дома открыл папочку — и затянуло его, с головой ушел в схематический мирок, сконструированный режиссером.

Америка не Америка здесь изображена — не важно. Он там не был, не знает. Появилась возможность преодолеть притяжение собственной жизни. Дали ему для экспериментов маленькую планетку, где все можно строить сначала, все можно раскрасить своими красками. Сколько времени отводится на сотворение мира? Семь дней? Так оно и выходит примерно: с пятницы до четверга шесть баллад из восьми готовы плюс седьмая, написанная уже без подстрочника, вынутая непосредственно из себя:

Кто-то высмотрел плод, что неспел, —

Потрусили за ствол — он упал…

Вот вам песня о том, кто не спел

И что голос имел — не узнал.

Но в тех-то шести балладах голос свой — не певческий, а поэтический — он выпустил на полную свободу. Позволил себе не думать о драматургии, не смотреть на часы. Протяженность песни зависит от собеседника — тут четко чувствуешь начало, середину, конец, тут нельзя долго ехать в одном направлении, через пару строф, как правило, поворот. Есть, конечно, такие барды, которые заведут лирическую волынку и требуют чуткого внимания. И получают это внимание — народ у нас чуткий и жалостливый. Высоцкий не такой: немыслимо, чтобы у него кто-нибудь зевнул посередине песни. И заканчивает он ее всегда точно в том месте, которое дыханием слушателей подсказано. Лучше он отрубит своей песне последнюю строфу, чем допустит, чтобы зааплодировали по ошибке после предпоследней.

Все так, но хочется и в себя погрузиться без ограничения глубины, а это может дать только большая форма. Для других пишем или для себя? Жизнь слишком коротка, чтобы ответить на этот вопрос. А лучше всего — это когда ты всегда один и всегда со всеми.

Тридцать седьмой

Так уж сложилось, что собственный день рождения для Высоцкого редко получается праздничным. В середине января семьдесят четвертого у него была неделя отгулов после напряженной занятости в театре во время школьных каникул.