litbaza книги онлайнИсторическая прозаХрущевская "оттепель" и общественные настроения в СССР в 1953-1964 гг. - Юрий Аксютин

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 72 73 74 75 76 77 78 79 80 ... 168
Перейти на страницу:

— Некоторые товарищи односторонне, неправильно поняли существо партийной критики культа личности Сталина, — говорил он. — Они попытались истолковать эту критику как огульное отрицание положительной роли Иосифа Виссарионовича Сталина в жизни нашей партии и страны и встали на ложный путь предвзятого выискивания только теневых сторон и ошибок в истории борьбы нашего народа за победу социализма, игнорируя всемирно-исторические успехи Советской страны в строительстве социализма. О романе Дудинцева он говорил:

— В его книжке, которую сейчас пытаются использовать против нас реакционные силы за рубежом, предвзято надерганы отрицательные факты и тенденциозно освещены с недружественных нам позиций… У читателя создается впечатление, что автор не проникнут заботой об устранении увиденных им недостатков в нашей жизни, а умышленно сгущает краски, злорадствует по поводу недостатков.

Касаясь же сборника «Литературная Москва», первый секретарь ЦК КПСС сослался на то, что опубликованные в нем «порочные в идейном отношении произведения и статьи» уже вызвали «резкое осуждение со стороны нашей общественности, и прежде всего самих писателей».

— Между тем члены редколлегии альманаха продемонстрировали свое неуважение к критике их ошибок, к мнению своих товарищей по перу и уклонились от прямого и честного выступления по поводу занятой ими позиции. Особенно следует сказать об Алигер, она берет под защиту опубликованные в альманахе произведения, в которых протаскиваются чуждые нам идеи.

Выразив сожаление, что среди работников литературы и искусства встречаются еще такие люди, поборники «свободы творчества», которые «хотят, чтобы мы проходили мимо, не замечали, не давали своей принципиальной оценки и не критиковали подобные произведения», в которых «в извращенном виде» рисуется жизнь советского общества, Хрущев заключил:

— Мы открыто заявляем, что такие взгляды противоречат ленинским принципам отношения партии и государства к вопросам литературы и искусства.

В то же время он взял под защиту тех писателей и художников, против которых, называя их презрительной кличкой «лакировщик», ополчились «носители ошибочных и вредных взглядов и настроений». Ведь в произведениях таких писателей, как Грибачев и некоторые другие, «даются правдивые и яркие примеры поступательного развития советского общества, положительные образы наших современников».

«Как ни бессвязна была речь Хрущева, смысл ее был ясен», — замечал Каверин: «Пахло арестами». Ясен он был и для тех, кто его сюда пригласил. «Мы радовались ей, это был для нас праздник, — рассказывал Кочетов. — Никто из этой кучки, которая только что сотрясала основы социалистического реализма и партийности в литературе, — никто из этой кучки на пленуме не сказал ни слова».

Оказавшийся в «этой кучке» А.Т. Твардовский заносил свои впечатления в дневник: «Речь Хрущева — она многими благоговейно и дословно записана — рассеяние последних иллюзий. Все то же, только хуже, мельче. Рады одни лакировщики, получившие решительную и безоговорочную поддержку… Вечером после совещания поехали на могилу Фадеева. «С поминок на поминки», как сказал очень удрученный Овечкин». По его убеждению, таких удрученных было процентов 70 участников совещания. И среди них, как ему показалось, оказался сам Сурков. Но тот уже на следующее утро излагает партгруппе правления Союза писателей содержание речи Хрущева по своей записи и говорит об «огромном значении» и «принципиальной постановке вопроса» и т. д. и т. п. А уже вечером того же дня в течение полутора часов держит вступительную речь к докладу секретариата на пленуме правления в Доме кино. «И все пошло своим чередом — никому не нужное, слышанное и надоевшее».

— Мы не можем мириться с тем, что у нас появляются произведения, в которых возводится клевета на нашу действительность, — заявил П. Бровка.

По мнению С. Михалкова, «путанные статьи, двусмысленные рассказы, странные стихи» вызывают, мягко говоря, недоумение и тревогу:

— Авторы этих произведений, скажем, Яшин или Дудинцев, метя в противника, попадают в своих. Не хотели, но попали.

«Ослабление высокого чувства социальной и общественной ответственности писателя» увидел в таких произведениях Л. Новиченко:

— Как бы ни отстаивал Крон в своих «заметках писателя» право на «писательскую свободу», как бы ни живописал об этом, такие высказывания и писания идут лишь на потребу мещанства и наших идейных врагов.

В. Закруткина интересовало, почему те, о ком сейчас говорят, не отстаивают свою точку зрения:

— Мы ждем, чтобы эти московские товарищи вышли сюда и сказали, что они думают, чего они хотят, какие позиции они отстаивают в литературе, что они намерены делать завтра и послезавтра.

А. Дымшица огорчило то, что поэт Антокольский на недавней дискуссии о поэзии в Ленинграде расхваливал творчество Пастернака:

— Я думаю, что такими стихами, какие печатает Пастернак сейчас, он расплачивается за отход от жизни, за позицию, которую он занял. И неверно его возносить перед лицом молодежи, для части которой он становится знаменем эстетства и жречества в литературе.

— Пройдет еще год-два, и начисто забудутся эти «гениальные», «непонятные» рассказы, романы, стихи, — выражал уверенность Л. Соболев. — Это пена на волне, прокатившейся по нашей стране после XX съезда партии. А пена, как известно, лопается.

Что-то пытались объяснить М. Шагинян, В. Овечкин и К. Федин. Но Сурков в своем заключительном слове назвал их выступления «половинчатыми» и «уводящими от спора». Странной показалась ему и позиция редакторов «Литературной Москвы», которые предпочли здесь отмалчиваться:

— «Подвиг молчания» в наших условиях — ширма, прикрывающая мелочность мелкобуржуазного фрондерства. Замкнувшись в скворечник молчаливого отсутствия, можно очень легко оказаться в стороне от жизни. Надо набраться мужества и переоценить свои ложные позиции.

Иного мнения по этому поводу придерживался Твардовский, записывая в свою рабочую тетрадь: «И хорошо сделал, что не выступал, — молчание поистине золото».

Наверное, чувствуя себя не очень удобно перед лицом «молчунов», с некоторыми из которых его связывали неплохие товарищеские отношения, а может быть и заручившись соответствующим одобрением на Старой площади, Сурков завершил свое выступление следующими словами:

— Было бы крайне вредно, если бы мы сочли деятельность нашего пленума, проходившего на большом накале политической страсти, какимто сигналом к стрельбе по инакомыслящим в литературно творческих вопросах. Задача убеждения, задача перевоспитания была и остается для нас главной задачей и базой для настоящей консолидации. Но осуществлять сплочение нужно на четкой идейной платформе, объединяя все живые силы литературы и отметая все, что мешает ее развитию.

Пять дней спустя, 19 мая на подмосковной правительственной даче в Семеновском (бывшей «дальней» Сталина) руководители партии и правительства встретились «в неформальной обстановке» с писателями, художниками, скульпторами и композиторами.

1 ... 72 73 74 75 76 77 78 79 80 ... 168
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?