Четвёртое испытание может быть осмыслено лишь на фоне феномена Элевсинских мистерий и особенностей взаимосвязи между Деметрой и Корой, которые уже были рассмотрены нами в ином контексте[220]. Однако для начала необходимо кратко обозначить ключевые обстоятельства, в которых разворачивается действие данного эпизода, и наметить ориентиры для последующего изложения нашей интерпретации.

По сути, роковое свершение Психеи состоит в том, что она прорывается за пределы матриархальной сферы бытия и в своём осознании любви к Эросу достигает психической сферы, переживая «фемининный опыт внезапного столкновения», который является предварительным условием индивидуации фемининности. Во враждебном теневом образе сестёр Психеи мы распознаём силы матриархата, а божественное вмешательство Афродиты переводит конфликт из личностной плоскости в надличностную.

Кора-Персефона и Афродита-Деметра — два полюса, две великие противоположности, под руководством которых вершатся Элевсинские мистерии, центральное фемининное таинство. (Тема его связи с мифологемой Эроса и Психеи будет подробно освещена в дальнейшем.) В последнем испытании героиня осознаёт себя заключённой между этими полюсами.

Анализ первых трёх подвигов позволяет сделать вывод, что потенциальная возможность краха Психеи содержится в первичной матриархальной установке. Задания являются «невыполнимыми», если рассматривать их с позиций матриархата и характерной для него концепции «негативного маскулинного принципа». Афродита надеется, что Психея находится во власти данной концепции. В нашем понимании, «негативный маскулинный принцип» выражается здесь в трёх различных формах: как «маскулинная сексуальная неразборчивость», как «смертоносная маскулинность» и как «безудержная маскулинность». Стремление Афродиты уничтожить Психею указанным способом достигает кульминации в четвёртом испытании.

Теперь нам нужно прояснить смысл баночки с мазью, которую Психея должна доставить от Персефоны. Итак,

• задание получено от Афродиты, смертельного врага героини;

• дарующая красоту мазь получена от Персефоны;

• когда Психея открывает баночку, она засыпает мёртвым сном.

Толкование эпизода основано на этих трёх тезисах.

На наш взгляд, дарующая красоту мазь символизирует вечную юность Персефоны, непреходящую молодость смерти. Это красота Коры, гибельное очарование «беспробудного сна». Данный мотив знаком нам по сказкам о Спящей Красавице и Белоснежке, в которых снотворные чары также наводит Плохая Мать — мачеха или старая ведьма. «Ослепительная роскошь хрустального гроба» — вот, пожалуй, подходящий образ для описания сущности состояния, которое вполне может стать конечной точкой регрессии Психеи. Такова бесплодная и равнодушная краса нерушимой девственности — при полном отсутствии проявлений любви к мужчине, в полном согласии с законом матриархата. Воистину, блаженная прелесть бессознательного существования дарует фемининности природную девичью безупречность… Но красота, хранимая вечно, обращается ликом смерти, застывшим великолепием Персефоны: в ней нет ничего человеческого, поскольку её бытие — холодное божественное совершенство, лишённое и тени намёка на трагическую обречённость, страдание или познание. Тайное намерение Афродиты — «упокоить» Психею, то есть заставить её регрессировать до стадии Коры-Персефоны, на которой она пребывала до столкновения с Эросом.

Здесь имеет место искушение нарциссизма, которое угрожает подавить волю героини. Афродита желает вызвать регрессию Психеи из состояния женщины, влюблённой в Эроса и «уносящейся прочь» на крыльях этой любви, до уровня девы, замурованной в зеркальный гроб нарциссического самолюбования, которая видит лишь собственное отражение и чья женственность объята сном[221]. Вложить дарующую красоту мазь Персефоны в руки Психеи — уловка, достойная Афродиты с её исчерпывающим пониманием всех тонкостей женской природы. Действительно, какая женщина способна устоять перед подобным соблазном? И как, в частности, могла бы сопротивляться ему Психея?

Если расценивать череду следующих за открытием баночки событий как «провал задания», то героиня, безусловно, «терпит крах». Равно как в прошлом она пренебрегла наказом Эроса, на этот раз она игнорирует предупреждение башни: открывает баночку — и сразу же погружается в сон, подобный смерти. Кажется, что всё достигнутое упорным трудом, после стольких страданий, в один миг безвозвратно утрачено. Засыпая мёртвым сном, Психея возвращается к Персефоне — подобно Эвридике после того, как оглянулся ведущий её Орфей. Пересиленная Афродитой в её «погребальном» аспекте, Психея становится Корой-Персефоной, что уходит обратно в подземное царство — но низводит её не Аид, маскулинный «смертельный жених», а торжествующая Великая Мать в ипостаси «матери-смерти».

Из мифологемы Деметры и Персефоны нам известно, что козни Деметры против Аида не были успешны в полной мере, поскольку Кора уже вступила во взаимосвязь с супругом и вкусила гранат, символизирующий способность к зачатию. В нашем повествовании данный мифологический паттерн в точности повторяется: попытка Афродиты заставить Психею регрессировать до матриархальной стадии оказывается тщетной. Дело в том, что героиня уже зачала от Эроса, и её беременность, как станет нам ясно в дальнейшем, является символом её глубокой личной связи с возлюбленным. Это её состояние не имеет отношения к природной репродуктивности — единственному, что представляет интерес для Афродиты: беременность Психеи — результат индивидуального опыта «внезапного столкновения». Очевидно, освобождение Психеи начинается именно в период зачатия. И, в то время как в сфере матриархата зачатие означает восстановление тождества дочери с матерью[222], в нашем случае беременность даёт начало проявлению Психеи на личностном уровне, побуждая героиню к индивидуальным взаимоотношениям с Эросом, к любви и росту сознания.

Счастливая развязка, наступающая благодаря тому, что внезапно появляется Эрос и будит Психею, вовсе не является надуманным эпизодом вроде типичного «бога из машины», как это может показаться на первый взгляд. Напротив, она исполнена глубокого смысла и — будучи верно истолкована — оказывается, пожалуй, самым хитроумным и неожиданным сюжетным поворотом во всей этой весьма оригинальной мифологеме.

Но в чём же причина «провала» Психеи? Почему её «постигает неудача» только сейчас, в самом конце пути, после всего того, что она вынесла, после стольких замысловатых и опасных ситуаций, из которых она вышла победителем? А причина — в досадной смеси непреодолимого женского любопытства и простого тщеславия: вот качества, удержавшие героиню от блестящего выполнения задачи курьера на службе у богини и её косметических капризов. Именно эти качества заставляют Психею открыть баночку, от которой зависит её дальнейшая судьба. И всё же… Казалось бы, направляемая прозорливой башней, обладающая развитым сознанием и стабильным Эго героиня, подтвердившая своё право идти путём Смерти в «нижние миры», — и всё-таки терпит крах! Как такое возможно??