Индивидуальная любовь Психеи к Эросу как любовь лицом к лицу, при свете дня — это не просто обязательный, но ключевой элемент фемининной индивидуации. Ещё раз подчёркиваем: процесс индивидуации и духовного развития фемининности — и в этом заключается основополагающее значение данной мифологемы! — всегда осуществляется посредством любви. Благодаря Эросу, через любовь к нему, Психея не только приближает встречу со своим божественным партнёром, но и раскрывает собственную глубинной природу, то есть становится собой.

Вспышка независимой любви Психеи пробуждает к жизни новую движущую силу — а именно, способность женского существа обладать «присутствием духа и особенным благоразумием», которую Афродита считает принципиально недопустимой: богиня не доверяет указанные маскулинные атрибуты женщине. Всё сказанное о светоносном свершении Психеи верно и для неё самой, поскольку в ответственный момент она своей «решимостью преодолевает женскую робость». Уникальной особенностью её развития является достижение целей не прямым действием, а косвенными методами, при этом героиня совершает подвиги посредством собственных маскулинных качеств, а не с помощью мужского существа. Но даже несмотря на необходимое усиление мужской стороны её натуры, Психея остаётся верна изначальной женской природе. Пожалуй, наиболее очевидным образом это проявляется в последнем из предложенных Афродитой испытаний.

В мифах и волшебных сказках количество заданий обычно равно трём, но для нашего случая характерно наличие дополнительного, четвёртого. Как известно, четвёрка символизирует целостность. Исходя из нашей интерпретации, первые три задачи решаются «помощниками», то есть внутренними силами бессознательного Психеи, но в последнем испытании всё, что от неё потребуется, ей предстоит выполнить самой. До сих пор помощь приходила от представителей мира растений и животных; на этот раз поддержку героине оказывает башня — символ человеческой культуры. Мы показали, что в первых трёх случаях Психея боролась с различными проявлениями маскулинного начала. Теперь же она входит в прямое столкновение с центральным фемининным принципом, олицетворяемым Афродитой-Персефоной.

Что предстоит героине? Ни больше ни меньше — путешествие в преисподнюю. В то время как на предыдущем этапе служения требовалось достать драгоценную субстанцию с предельной высоты, с вершины исполинского утёса, на этот раз предмет поисков уводит в потаённые глубины земли, во владения самой Персефоны.

До сих пор мы были вынуждены толковать задания Афродиты в порядке их выполнения, чтобы понять смысл «помощников» Психеи, но теперь следует взять противоположный курс. Итак, символизм башни допускает множество уровней интерпретации. Если рассматривать её в качестве пространства, окружающего мандалу, она оказывается фемининным символом, равно как город, крепость или гора (культурные эквиваленты последней — пагода, зиккурат, пирамида). Крепостные и городские стены сверху оканчиваются зубцами, что вполне закономерно: круговая стена является образом короны, венчающей голову великой богини. Вместе с тем, башня обладает ярко выраженными маскулинными чертами, представая в роли «фаллоса земли», подобно дереву, стене или камню. Но, помимо указаний на двуполый характер, можно усмотреть и другое значение: башня — это ещё и монументальное сооружение, нечто воздвигнутое руками человека, результат слаженной коллективной работы и свидетельство подвига человеческого духа. Иными словами, это символ человеческой культуры и сознания, недаром в повествовании башня названа «прозорливой».

Башня объясняет Психее, каким образом она, будучи индивидом, женщиной и человеческим существом, может нанести поражение смертоносному союзу четырёх богинь: Афродиты, Геры и Деметры, заведующих сферой «верхнего божественного», и Персефоны, управительницы «нижнего божественного». В этом «предельном путешествии» из одной крайности в другую Психея впервые оказывается наедине с собой. Ни одно животное не способно помочь ей. Никто и ничто не в силах проделать сей путь за неё.

В полном одиночестве Психея принимает вызов: она вступает на героическую стезю перерождения во имя любви, ради Эроса, вооружённая указаниями башни и отчаянным желанием собственного сердца вновь обрести возлюбленного наперекор всем невзгодам. Внести человеческий элемент в небесную обитель богов — задача для орла; цель Психеи — доставить в мир смертных нечто, доселе сокрытое в недрах земли.

Мы не будем подробно касаться всех деталей путешествия героини к Персефоне. Так, «монеты для Харона» и «пища для Цербера» являются стандартными мотивами и в нашей ситуации особого значения не имеют. То же самое верно и в отношении поведения Персефоны, подобающего случаю «приёма посетителей». Запрет на употребление пищи в подземном царстве — это архетипическая черта путешествия в «нижний мир» (параллели можно обнаружить, например, среди американских мифов), которая не преломляется в истории Психеи каким-либо специфическим образом. И всё же здесь есть нечто, требующее внимательного рассмотрения. Речь идёт о требовании не оказывать помощь погонщику ослов, всплывшему покойнику и ткачихам.

Вполне вероятно, что и в этом случае мы имеем дело с традиционными мотивами, но в контексте развития Психеи они обретают дополнительный смысл. Башня учит героиню: «Не поддавайся недозволенной жалости». Как будет показано ниже, вся дальнейшая последовательность действий Психеи представляет собой ритуал инициации. Отсюда можно сделать вывод, что данный запрет выражает требование «устойчивости Эго», характерное для любого инициатического процесса. В мужских сообществах стабильность Эго проявляется в способности переносить боль, голод, жажду и т. д., но в женской среде это требование предстаёт в характерной форме «устойчивости к состраданию». Стойкость Эго, обладающего сильной волей и сосредоточенного на своей цели, отражена в бесчисленных мифах и сказках в виде типичных предписаний «не оборачиваться», «не отвечать на вопросы» и т. п. И хотя стабильность Эго традиционно считается именно мужской добродетелью, её значимость гораздо шире: это предпосылка сознания как такового и всякой сознательной активности вообще.

Развивающаяся фемининность подвергается опасности всякий раз, когда Эго отвлекается некой «привязанностью», то есть его стабильности угрожает влияние Эроса. Необходимость игнорировать требования своего ближайшего окружения во имя достижения далёкой абстрактной цели — такова сложная задача, с которой сталкивается каждая фемининная психика на пути индивидуации. Башня абсолютно права, когда называет ожидающие героиню опасности «тенётами», расставленными Афродитой. Напомним: Великая Мать, безусловно, имеет позитивный аспект прародительницы и хранительницы жизни. Тем не менее, в конфликте между Психеей и Афродитой проявляется лишь негативная сторона последней: здесь она выражает только природное и видовое, в противовес требованиям индивидуальности[214]. Следовательно, в данной ситуации милосердная позиция Великой Матери недопустима для индивида.