Люди, страдающие от синдрома Капгра, неожиданно начинают верить, что кого-то из их близких – как правило, супруга, любовника или родителя – тайком заменил его двойник. Страдающие от синдрома Капгра не считаются сумасшедшими: в остальном это совершенно нормальные люди, которые в результате травмы мозга неожиданно приобретают это специфическое убеждение, которое, несмотря на его причудливость и крайнюю маловероятность, поддерживают с такой уверенностью, что в некоторых случаях убивают или серьезно ранят “двойника” – то есть близкого им человека. На первый взгляд может показаться, что ни одна травма мозга не в состоянии оказывать именно такой странный эффект. (Вдруг в таком случае где-то есть и люди, которые получили по голове и стали полагать, что луна сделана из зеленого сыра?) Однако специалист по когнитивной нейробиологии Эндрю Янг обратил внимание на закономерность и предположил, что синдром Капгра представляет собой “противоположность” патологии, которая вызывает прозопагнозию. При синдроме Капгра сознательная, кортикальная система распознавания лиц не страдает – именно поэтому больной узнает, что стоящий перед ним человек как две капли воды похож на его близкого, – но бессознательная, лимбическая система отключается, лишая это узнавание эмоционального резонанса, который оно должно вызывать. Отсутствие столь скромного фактора узнавания играет такую большую роль (“Чего-то не хватает!”), что фактически перечеркивает позитивное распознавание лица знакомого человека неповрежденной сознательной системой, и в итоге больной искренне верит, что смотрит на двойника. Вместо того чтобы винить в этом несоответствии собственную систему восприятия, страдающие от синдрома Капгра винят весь мир таким метафизически экстравагантным, таким невероятным образом, что вряд ли можно сомневаться во влиянии (по сути, политическом), которым обычно пользуется поврежденная в данном случае бессознательная система распознавания лиц. Когда эпистемологический голод этой системы остается неутоленным, она реагирует таким образом, что обесценивает результаты работы остальных систем.

Хэдин Эллис и Янг впервые предложили эту гипотезу в 1990 г., и с тех пор сам Янг, а также нейробиолог Крис Фрит и другие ученые подтвердили и расширили ее. Само собой, есть и сложности, но я не буду углубляться в них, поскольку хочу использовать этот пример из когнитивной нейробиологии, чтобы стимулировать воображение и открыть наш разум для другой возможности, еще не обнаруженной, но вполне вообразимой. Вот воображаемый случай несчастного мистера Клапгра, которого я назвал так, чтобы не забывать, что мы черпаем вдохновение из реальной жизни, где существует синдром Капгра. (Этот сценарий присоединяется к сонму насосов интуиции, при помощи которых философы изучают все мыслимые нарушения человеческого сознания, возможно, имеющие отношение к природе квалиа.)

Мистер Клапгра зарабатывает на жизнь, участвуя в психологических и психофизиологических экспериментах, а потому неплохо распознает собственные субъективные состояния. Однажды утром он просыпается и, едва открыв глаза, в отчаянии восклицает: “А-а-а! Что-то не так! Весь мир стал… странным… ужасным, каким-то неправильным! Я не знаю, хочу ли и дальше жить в таком мире!” Клапгра закрывает глаза, протирает их и с опаской открывает снова, но перед ним опять оказывается до странности отталкивающий мир – знакомый, но в то же время другой, хотя описать его отличия и не получается. Так говорит сам Клапгра. Его спрашивают: “Что вы видите, когда смотрите вверх?” Он отвечает: “Голубое небо, белые перистые облака, желтовато-зеленые почки на весенних деревьях, ярко-красного кардинала на ветке”. Судя по всему, он не испытывает проблем с цветовым зрением, но на всякий случай ему дают стандартный тест Исихары, который показывает, что он не страдает от дальтонизма. Кроме того, мистер Клапгра правильно определяет цвет нескольких десятков полей цветовой системы Манселла. Почти все приходят к выводу, что недуг несчастного мистера Клапгра не затрагивает его цветовое зрение, но один ученый, мистер Хромафил, решает провести еще несколько тестов.

Хромафил занимается исследованиями цветовых предпочтений, эмоциональных ответов на цвет и влияния различных цветов на уровень внимания и концентрации, кровяное давление, частоту сердечных сокращений, скорость обмена веществ и множество других висцеральных процессов. За последние шесть месяцев в ходе проведения тестов он собрал огромную базу данных специфических и типовых реакций мистера Клапгра и хочет проверить, изменилось ли что-нибудь. Он заново проводит все тесты и замечает поразительную закономерность: все эмоциональные и висцеральные реакции, которые Клапгра раньше выдавал на синий цвет, теперь выдаются на желтый – и наоборот. Если раньше он предпочитал красный зеленому, то теперь – зеленый красному. То же самое случилось и с другими его цветовыми предпочтениями. Пища вызывает у него отвращение, если только он не ест в темноте. Сочетания цветов, которые он раньше находил приятными, теперь кажутся ему отталкивающими, а сочетания “противоположных” цветов приятными – и так далее. Оттенок шокирующе розового, который раньше ускорял его сердечный ритм, он по-прежнему распознает как шокирующе розовый (хотя и сомневается, что хоть кого-то может шокировать этот оттенок розового), но теперь он его успокаивает, в то время как успокаивавший его ранее оттенок лаймового зеленого теперь его возбуждает. При взгляде на картины траектория его саккад – быстрых скачкообразных движений глаз при сканировании изображения – теперь существенно отличается от записанных ранее траекторий, явно определявшихся тем порядком, в каком его внимание привлекали цвета на холсте. Способность решать в уме арифметические задачи, которая ранее сильно подавлялась при помещении мистера Клапгра в ярко-синюю комнату, теперь подавляется при помещении его в ярко-желтую комнату.

Иными словами, хотя Клапгра и не жалуется на проблемы с цветовым зрением и прекрасно справляется со всеми стандартными тестами на распознавание и различение цветов, его эмоциональные реакции на цвета существенным образом изменились, как изменилось и воздействие цветов на его внимание. Доктор Хромафил объясняет коллегам, что случай мистера Клапгра не так уж загадочен: дело в том, что он столкнулся с полной инверсией цветовых квалиа, которая не затронула его высокоуровневые когнитивные цветовые таланты, к примеру способность различать и распознавать цвета, то есть те таланты, которыми мог бы быть наделен цветочувствительный робот.

Что же нам сказать? Подверглись ли инверсии квалиа Клапгра? Поскольку случай воображаемый, ответить на этот вопрос, казалось бы, можно как угодно, но философы годами всерьез рассматривают другие воображаемые случаи, полагая, что от результатов этих изысканий зависят ответы на важные теоретические вопросы, так что отмахиваться от этого примера не стоит. Прежде всего, возможно ли вообще такое? Это зависит от того, о какой возможности идет речь. О логической? О физиологической? Разница огромна. Философы склонны не обращать внимания на физиологические ограничения, поскольку в философских баталиях они значения не имеют, но в этом случае они могут пойти на попятный. Я не вижу оснований заявлять о логической невозможности описанного. Клапгра обладает странной комбинацией нетронутых способностей и шокирующих новых неспособностей; обычно тесно взаимосвязанные диспозиции беспрецедентным образом диссоциированы, но можно ли считать его недуг в этом отношении более радикальным, чем прозопагнозию или синдром Капгра? Я не уверен даже, что состояние Клапгра невозможно физиологически: описано немало случаев, в которых больные прекрасно различают цвета, но не могут их называть (цветовая аномия) или становятся дальтониками, но не замечают этого, беспечно выдумывая и называя цвета наугад, не понимая, что на самом деле играют в угадайку. Клапгра, как и больной с синдромом Капгра, не испытывает трудностей с распознаванием и называнием цветов – его проблема не столь очевидна и невыразима: дело в том, что сбились все частные диспозиции, благодаря которым на картины хочется смотреть, комнаты хочется красить, а сочетания цветов – подбирать. У Клапгра изменились те эффекты цветов, которые делают жизнь стоящей, – иначе говоря (если Селларс был прав), его цветовые квалиа.