– Выходи! Выходи! – бушевала толпа, но Эбнер продолжал лежать на полу, сжавшись в комок и прикрывая своим телом Иерушу и обоих детей, на тот случай, если буяны вздумают снова атаковать его жилище с помощью камней.

Время шло, и проклятия продолжали сыпаться в ночи, как и прежде. Однако к утру толпа начала понемногу рассеиваться, и как только взошло солнце, Эбнер отправился за советом к Келоло.

– Это была страшная ночь, – покачал головой большой алии.

– Мне кажется, что следующая будет гораздо хуже, – за метил дальновидный священник.

– Может быть, нам стоит отменить новые законы? – предложил Келоло.

– Ни за что! – рявкнул Эбнер.

– Мне кажется, нам следует посоветоваться с Маламой, – кивнул Келоло, но когда они подошли к её дому, то обнаружили, что большая толпа местных жителей уже собралась возле травяного дворца. Они высказывали Алии Нуи все свои страхи и опасения, и только теперь Эбнер понял, насколько великой была эта женщина во всех отношениях.

– Малама сказала вам, – упрямо произнесла она, – что слова являются законами. Я хочу, чтобы в течение часа вы привели сюда капитанов всех судов, которые сейчас стоят у нас на рейде. Пусть они придут ко мне!

Когда появились американцы, грубоватые, сильные и симпатичные ветераны китобойного промысла, она заговорила на английском:

– Этот закон я вам дала сама. И лучше вам думать так.

– Мэм, – вступил в разговор один из капитанов, – мы приплываем в Лахайну уже более десяти лет. Мы всегда вели себя здесь прилично, и нам нравился ваш порт. Но теперь я и предположить не могу, что может произойти дальше.

– Это я могу вам сказать! – в волнении Малама снова перешла на гавайский. – Вы будете слушаться моих законов и повиноваться им!

– Но нашим матросам нужны женщины, – попытался объяснить положение вещей один из капитанов.

– И вы также буяните и деретесь на улицах Бостона? – потребовала ответа Малама.

– Если речь идет о женщинах? Разумеется, – утвердительно кивнул капитан.

– Но если полицейский остановит вас, разве он будет не прав? – настаивала Малама.

Капитан, которому надоела эта бесполезная беседа, выставил свой указательный палец и, погрозив им, прогремел:

– Мэм, на этом жалком острове пусть ни один полицейский даже не пробует остановить моих матросов!

– Наша полиция обязательно остановит вас! – парировала Малама. Затем она резко изменила свой тон и заговорила с капитанами просительно: Подумайте сами, мы же – очень маленькая страна. Нам очень хочется вырасти и стать заметными в современном мире. Для этого мы стараемся измениться. И я считаю, что наши девушки не должны плавать на ваши корабли. Да вы и сами понимаете это. И вы должны первыми помочь нам.

– Мэм, – прорычал все тот же недовольный капитан, – вас ждут большие неприятности.

– Значит, так тому и быть, – тихо ответила капитанам Алии Нуи, закончив на этом разговор.

Келоло хотел пойти на уступки и отменить все новые законы. Кеоки тревожился о том, что в городе будут большие беспорядки, и предвидел крупные разрушения. Ноелани призывала мать к соблюдению предельной осторожности, но Малама заупрямилась. Она отправила письма во все дальние районы, чтобы созвать всех крупных алии. Затем Малама лично осмотрела новый форт и проверила, насколько прочны его ворота, после чего заявила Келоло:

– Сегодня ночью будь готов к сражению. Капитаны правы. Нас ждут большие неприятности.

Но когда туземцы разбрелись по своим делам, и никто не мог больше проследить за действиями Маламы, она вызвала к себе Эбнера и напрямую спросила его:

– Как ты считаешь, правильно ли мы поступаем?

– Безусловно, – уверил её миссионер.

– Будут ли сегодня большие неприятности?

– Боюсь, что да, – вынужден был признать Эбнер.

– Тогда получается, что мы все-таки поступаем неправильно, – настаивала Алии Нуи.

И тогда преподобный Хейл рассказал ей десяток притч, описанных в Ветхом Завете, когда сторонникам Господа Бога приходилось сталкиваться и сражаться с крупными и сильными врагами. Когда он закончил свое повествование, то поинтересовался :

– Малама, разве вы не понимаете своим сердцем, что законы, которые вы прочитали, правильные?

– Они являются частью моего сердца, – загадочно ответила женщина.

– Значит, они обязательно восторжествуют, – убедительно подвел итог Эбнер.

Маламе очень хотелось верить в эти слова, но её угнетала трусость других её советников, поэтому сейчас она, возвышаясь над крошечным священником, все же ещё раз спросила его:

– Маленький миканеле (так гавайцы произносили слово "миссионер" ), скажи мне правду. Правильно ли мы поступаем?

Эбнер закрыл глаза, запрокинул голову к травяному потолку и закричал так, как, наверное, взывал, донося свои откровения до иудейских старцев пророк Иезекиль:

– Гавайские острова будут жить по этим законам, по скольку они являются волей Господа нашего!

Убежденная, Малама переключилась на другие дела, но вскоре снова спросила Эбнера:

– Так что же произойдет сегодня ночью?

– Вас, Малама, они беспокоить не будут. Возможно, они попробуют поджечь мой дом, как и обещали. Можно Иеруше и детям пока что остаться в вашем доме?

– Конечно, и тебе тоже.

– Я буду у себя, – просто ответил на это предложение миссионер. Глядя вслед этому маленькому прихрамывающему "миканеле", Малама ещё раз осознала, как сильно и искренне полюбила его.

* * *

В ту ночь улицы Лахайны представляли собой арену настоящего безумия. Едва начало смеркаться, как один из пьяных капитанов и Мэрфи привели к форту целую толпу матросов. Стоило засевшим внутри полицейским протрубить в раковины – это, вместо предупреждения, оказало на буянов совсем противоположное действие: по всему поселку они принялись хватать попадавшихся им стражей порядка и швырять их в залив. Затем толпа вновь двинулась к заведению Мэрфи, где под музыку и одобрительные вопли собравшихся танцевали три обнаженных дочери Пупали. По рукам ходили бутылки, а пьяные матросы кричали:

– Хлебайте досыта! Ведь когда эта выпивка закончится, миссионер не разрешит продать здесь ни капли!

Этот призыв, повторяющийся раз за разом, настолько разъярил толпу, что кто-то предложил:

– Давайте раз и навсегда разделаемся с этим мелким засранцем!

Они бросились на улицу и направились уже к дому Эбнера, когда кто-то в толпе выдвинул более интересное предложение:

– Зачем с ним связываться? Лучше сожжем его дурацкую травяную церковь!

Четверо из толпы вооружились факелами и, подбежав к церкви, закинули их на крышу. Вскоре ночной бриз раздул пламя, и оно охватило все строение.