– Это тебя не оправдывает. Если женская сущностьоткрывается перед мужчиной вся, как на ладони, то это становится никому неинтересно. Ты должна быта. загадочна и непредсказуема. Я же тебе сто разговорила, что нельзя пускать мужчину в свою душу. Хотя бы потому, что он можетв нее войти, позабыв снять свои грязные ботинки.

– Он разулся, – тихонько прокашлялась я.

– Неужели он такой чистоплотный?

– Он очень чистоплотный.

– А его жена тебе звонила?

– Больше ни разу.

– Хорошая у него жена.

– Хорошая?

– Не понравился мужик – хракс и член ему отрезала. Вотэто женщина. Вот это хватка. Нам есть чему поучиться. Вернее тебе, а не мне. Уменя с мужчинами вопрос закрыт.

– Почему?

– Потому что мне никогда уже не ходить. Всю своюоставшуюся жизнь я буду ездить на инвалидной коляске, а когда с меня снимутбинты, я буду уродиной, страшной, обгоревшей, сморщенной уродиной.

– Почему?! Может быть, ты мне все-таки расскажешь, чтопроизошло?

– Да рассказывать-то особо нечего.

– Как это нечего?! Ты два месяца лежишь в больницезамотанная, словно кокон, и тебе нечего рассказывать?

– Я ведь тогда поехала к нему домой. Взяла с собойкассету.

– Ты поехала к нему домой?! – Я чуть было несвалилась со стула, но все же ухитрилась сохранить равновесие.

– А что тебя так удивляет?! Я же говорила с тобой обэтом по телефону. Скажи, а почему ты не отнесла кассету в милицию утром, как мыс тобой договаривались?

– Потому что я подумать не могла, что ты поехала крежиссеру. Я у него была. А затем я поехала в «Парижскую жизнь».

– Ты у него была?!

– Была.

Обхватив колени руками, я рассказала Светке обо всем, чтобыло той ночью на даче, со всеми подробностями и вытекающими отсюдапоследствиями.

– Ольгу жалко, – закончила я свой рассказ идостала из сумочки платок для того, чтобы вытереть свои слезы. – Она такаякрасивая…

– Ты лучше меня пожалей. Она счастливая.

– Счастливая?!

– Счастливая, потому что мертвая.

– Разве мертвый человек может быть счастливым?!

– Конечно.

– Почему?!

– Потому что она умерла и уже отмучилась.

А мне нужно продолжать жить. Получить инвалидность и как-тоучиться жить… Если бы я тогда умерла, я бы тоже была счастливая… Знаешь, бываетв жизни такое, когда смерть является единственным спасением. Если я не смоглабыть счастливой здесь, значит, я смогу быть счастливой там. Ты только не думайменя сдавать в дом инвалидов. Я тебе еще пригожусь.

– О чем ты говоришь…

– У меня еще есть слишком много дел. А затем, когда яотойду в иной мир, я обязательно найду себе какого-нибудь такого же инвалида,заверчу ему мозги и буду ездить с ним наперегонки на своей коляске.

– Что с тобой произошло?

– После того, как я тебе позвонила, я взяла такси ипоехала к режиссеру. Доехала до его дома. Он открыл дверь и очень сильнозанервничал. Как только я вошла в дом, он стал бить меня головой о стенку, азатем вытряхнул содержимое моей сумки на пол.

Увидев кассету он бросил ее в тлеющий камин, но я заявилаему, что это всего лишь копия, а оригинал находится у моего адвоката. Скореевсего, он не поверил в то, что я на что-то способна, и подумал, что я простоблефую. А затем он вызвал свою охрану и решил избавиться от меня навсегда.

– Каким образом?

– Двое здоровенных мордоворотов затолкали меня в машинуи повезли в лес. Сначала они меня немного поломали.

– Как поломали?

– Ну, как ломают человека? Сначала поломали мне руки,затем ноги, а затем позвоночник.

Я почувствовала, как сильно у меня закружилась голова ипоплыло перед глазами. Мне показалось, что еще несколько секунд, и я простосвалюсь со стула.

Светка посмотрела на меня своими воспаленными, до безобразиякрасными глазами и продолжила свой рассказ:

– А дальше я ничего не помню. Я потеряла сознаниесразу, как только мне стали выворачивать позвонки. Говорят, что я чудомосталась жива. Просто чудом.

Уже в бессознательном состоянии меня посадили за руль какогото зачуханного «Запорожца», пристегнули ремнями и, облив «Запорожец» бензином,сбросили с обрыва. Говорят, что мне очень повезло… Повезло потому, что отвзрыва я вылетела вместе с креслом.., и благо, что прямо в воду… Черезнесколько часов меня нашли рыбаки, но я уже почти не дышала. Я была в комецелый месяц, а еще один месяц приходила в себя.

Извини, но я не могла позвонить тебе раньше. Режиссеруверен, что меня больше нет. Он и подумать не может о том, что я осталась жива.

Я затряслась словно в лихорадке и произнесла будто в бреду:

– Бог мой, но это же так жестоко. Господи, как этожестоко… И сценарий у него один и тот же. Ведь Ольга Ястребова не разбиваласьна машине, а пустила себе пулю в висок.

– Что-то у него с фантазией слабовато. Он, наверно,всех подряд так отправляет на тот свет: сажает в машины и сбрасывает с обрываили в кювет. У него, наверно, именно такая техника отлажена. А ведь такойталантливый, творческий человек, мог бы придумать что-нибудь поинтереснее.

– Господи, а я ведь ему поверила. Я же так емуповерила…

– Я тебе всегда говорила, что мужикам верить нельзя.

– Ты бы видела, как он клялся… Он клялся женой, детьми,внуками… Это же грех. Так нельзя.

– У таких людей никогда нет ничего святого. Никогда.Если будет нужно, он перешагнет через родную мать.

– Он не раскололся даже тогда, когда рыл себе могилу.

– А как он должен был, по-твоему, расколоться?

Сказать, что он отправил меня на тот свет? В данной ситуациисамое мудрое решение это молчать. Ловко же он тебя обманул своим молчанием.

– Если бы я только знала… Если бы…

– И что бы изменилось?

– Все. Я бы закопала его живьем в эту могилу; Я бысделала все, чтобы он сдох! Я бы застрелила его собственноручно!

– Он нам нужен живой…

Я в упор посмотрела на забинтованную Светку и, заикаясь,спросила: