Леди Гилфорд со стороны наблюдала за Мэри, и радовалась, видя её такой веселой и довольной. Потому-то вечером, уже натягивая на улегшуюся в постель девушку вышитое одеяло, она и была так удивлена, заметив, что на щеках Мэри блестят дорожки слез.

– Ну, что ещё, девочка моя? Ведь все было так чудесно!

– Да, чудесно, – согласно кивнула Мэри. – Но, Гилфорд, если бы ты только знала, какая тоска живет во мне...

И через минуту добавила:

– Как ты думаешь, Брэндон вспоминает меня? «Экая напасть!» – досадливо поморщилась гувернантка и, ничего не ответив, пожелала Мэри покойной ночи.

Франциск с друзьями только и говорили, что об очаровательной королеве из Англии. Восхитительна, соблазнительна, неимоверна, прелестна – какими только эпитетами они не награждали её!

– Наконец-то во Франции появилась королева, достойная сей великой страны! – произнес Франциск.

Все дружно дали согласие. Один Гриньо мрачно покусывал свои пышные усы, не разделяя общее веселье. Франциск заметил это.

– А что скажет моя дуэнья? – обратился он к своему воспитателю шутливым прозвищем и обнял его за плечи.

– Я скажу, черт побери, – нелюбезно огрызнулся тот, – что эта кокетка действительно слишком хорошенькая, и её красота и живость вполне могут воодушевить стареющего Людовика на такой подвиг, что у Франции появится наследник престола, едва мы отпразднуем день Пресвятой Троицы.

Франциск перестал улыбаться. Взгляд его стал грустным.

– Ты хочешь сказать, что у меня теперь самые иллюзорные надежды на корону?

– Более чем когда-либо. Однако следует учитывать и возраст Людовика, при котором мало только возжелать. Гм... К тому же, как мне сообщили, сама Мари Тюдор все ещё тоскует о своем Брэндоне, даже всплакнула о нем вчера перед сном.

Свежая новость напомнила всем, что Гриньо не только гувернер Франциска, но и соглядатай Луизы Савойской, и у него везде есть осведомители. Однако тут Гриньо просчитался: его слова задели самолюбие Франциска, уверенного, что ему не составит труда влюбить в себя любую особу, носящую корсаж и юбку.

– Клянусь честью дворянина, – воскликнул он, вскинув голову, – я буду не я, если не заставлю её забыть этого английского выскочку!

Гриньо едва не выругался. Ему бы следовало учесть темперамент и устремления своего воспитанника! И он мрачно заметил:

– Тем самым вы окончательно сведете свои шансы к нулю, ибо, если вы поспешите добраться до нашей английской мадам... у вас будет куда больше шансов сделать ей ребеночка, нежели у старого короля.

– Я совсем не то имел в виду, – стушевался герцог.

Бониве, чтобы разрядить обстановку, заметил, что с королевой прибыло и немало иных хорошеньких леди: взять хотя бы голубоглазую молчунью Мари Болейн или хохотушку Нанетту Дакр. И молодые люди, словно опасаясь говорить о самой королеве, стали обсуждать её свиту. Постепенно разговор коснулся того, что Мари Английская привезла с собой едва ли не половину своего двора; и где, спрашивается, она рассчитывает разместить всю эту ораву? Теперь пол-Парижа будет наводнено англоязычными господами и леди, доброму французу негде будет и чертыхнуться, чтобы не увидеть чопорную гримасу англичан.

Гриньо был доволен, что они отвлеклись от воспевания самой юной королевы, к тому же, с английской свитой и впрямь начались неудобства. А Франциск просто выходил из себя, когда многие из окружения королевы называли его просто «мсье», а не «ваша светлость» или «монсеньор», словно давая понять, что теперь, когда их соотечественница стала королевой и может родить наследника, сам Франциск более не является значимой для них фигурой. Происходили и иные стычки, когда французы излишне заигрывали с фрейлинами Мэри, на которых у сопровождавших королеву англичан имелись свои виды. К тому же многие из французской свиты возмущались тем, как охраняют от них Мэри её соотечественники, доводя дело едва ли не до ссор, когда они попросту оттесняли от неё французов.

Так что Томас Болейн носился меж обеими партиями, улаживая противоречия, извиняясь, упрашивая, и вздохнул с облегчением только тогда, когда погода наконец смилостивилась. Дождь прекратился и, несмотря на то, что дороги совсем развезло, вся эта толпа вельмож и леди двинулась в сторону Абвиля, где молодую королеву в нетерпении ожидал Людовик XII.

Несмотря на неудобства передвижения, кортеж королевы представлял собой красивое зрелище. Для Мэри приготовили белоснежного иноходца, а если она уставала ехать верхом, к её услугам всегда был изумительный паланкин, задрапированный золотой тканью с бахромой и расшитый королевскими лилиями. Конские попоны свиты были сшиты из черного и малинового бархата, гвардейцы одеты в цвета Тюдоров – зеленый с белым, а на каждом нагруднике красовались объединенные гербы Англии и Франции. Следом, увязая в грязи, двигались шесть повозок с приданым – посудой, бельем, нарядами, драгоценностями, коврами и гобеленами.

Франциск Ангулемский во время пути все время ехал подле паланкина королевы, был предупредителен, весел, услужлив и расточал ей столь явные комплименты, что Мэри не знала, сердиться ли ей или смеяться. «Ох, эти французы!» – она предпочитала смеяться. Молодая королева видела, что Франциск все время так и ласкает её глазами, причем отмечала, что ей нравится это. Герцог заигрывает с ней? Что из того – легкий флирт никогда не вреден. И почему бы немного не пококетничать с ним, раз это отвлекает от тоски по Брэндону?

Ближе к вечеру они сделали остановку в придорожном аббатстве. Погода вновь испортилась, пошел дождь, Мэри стояла у окна, раздумывая, не остаться ли им здесь на ночь под предлогом непогоды, и тут ей доложили, что в аббатство прибыл королевский гонец, а через несколько минут к ней в покой явился Франциск.

– Мадам, – сейчас виду него был строгий, почти официальный. – Мадам, нам надо немедленно выезжать. Его величество Людовик Двенадцатый, желая поскорей воссоединиться со своей королевой, выехал нам навстречу из Абвиля.

Мэри почти испугалась. Она оглянулась на окошко, в которое стучал дождь, потом беспомощно взглянула на Франциска, словно ища у него поддержки. Он понял это, и черты его смягчились.

– Это неизбежно. Мари. Но я все время буду рядом. Рассчитывайте на меня.

Чем он мог ей помочь? Но все же герцог очень мил. И это его нежное пожатие руки, участливая теплота в глазах... Что-то словно дрогнуло в душе Мэри. Она уже не чувствовала себя такой испуганной и одинокой.

Дверь распахнулась, и вбежали её дамы с новым туалетом, корсажем, шляпками, шкатулками косметики. Королеву надлежало приготовить к встрече с супругом. Мэри взяла себя в руки и спросила, готово ли её парадное платье для встречи. Гилфорд, оторвав подозрительный взгляд от Франциска, хмыкнула, – когда это у неё что-то было не готово? И так бесцеремонно попросила герцога оставить их, дабы королева могла переодеться, что Мэри даже забавно было видеть, как опешил Франциск от столь резкого обращения. «Я не должна увлекаться Франциском, – думала она, пока фрейлины шумно хлопотали вокруг неё. – Я должна помнить, что для него я враг, помеха к вожделенному трону».