– Не очень-то им удобно при такой-то качке, – заметил один из верховых, рыжий, голубоглазый молодой человек с обаятельной улыбкой. – Того и гляди, англичане хлюпнутся в воду, и нам придется их спасать. Ведь мы настоящие рыцари и не сможем равнодушно наблюдать, как тонет королева из Англии.

– Мессир Бониве, вы ничего не понимаете, – рычаще-хриплым голосом отрезал его сосед в элегантной намокшей шляпе, но с нарочито грубыми манерами. – Кое для кого было бы даже желательно, чтобы она утонула. Не так ли, ваша светлость?

И он довольно сильно пихнул в бок юношу, сидящего рядом на изящном гнедом жеребце так, что он даже упал на холку коня, на что тот, впрочем, оглянулся без признаков обиды. Лицо у него было удлиненное, смуглое, черные волосы ровной челкой ложились на брови, а глаза – узкие, темные, с нежной поволокой. Это был Франциск Ангулемский, бывший наследник короны, тот, от кого ускользали все надежды на трон, едва принцесса Тюдор ступит на французскую землю. Сейчас он выглядел озабоченным, даже мрачным, однако Франциск являлся слишком галантным кавалером, чтобы поддержать грубую реплику своего приятеля, – он лишь пожал плечами и улыбнулся.

– Ты несносен, Монморанси. Неужели мы не ринулись бы спасать прекрасных дам? Хотя бы для того, чтобы убедиться, так ли хороша собой эта Мария Английская, как гласит молва!

– Ну, в этом нам вскоре и так предстоит убедиться, – опять сказал, словно прорычал, Монморанси. – Вон они подплывают, и никуда уже от этого не деться.

– Значит, выше голову, господа! – засмеялся Франциск. – Мы должны быть самой любезностью, в отличие от погоды, которая встречает нашу новую королеву столь негостеприимно.

На самом деле, герцог Ангулемский не испытывал ни малейшей радости. И откуда только взялась на его голову эта девчонка из Англии! Ведь Франциск последние десять месяцев уже чувствовал себя наследным принцем, принимая почести и одалживая огромные суммы под свои будущие доходы с королевской Казны. Но его надеждам суждено было рухнуть в тот день, когда стало известно о заочной свадьбе короля Людовика с сестрой Генриха Тюдора... К чести Франциска надо сказать, что он выдержал эту новость стоически и даже утешал свою мать и сестру, просто бившихся в истерике. Он был оптимистом и до последнего момента надеялся, что подлинный брак все же не состоится: ходили слухи, что Мэри Тюдор под любым предлогом оттягивает свой отъезд, ибо в Англии у неё оставался любовник; потом сам Людовик так расхворался, что свадьба и в самом деле могла оказаться только заочной. На руку Франциску играла даже непогода, не позволявшая новой королеве почти месяц прибыть во Францию. Но вот все это позади: Мэри принудили подчиниться, Людовик выздоровел, прямо-таки воспрял, а шторм... В глубине души молодой Ангулем надеялся, что английские суда все же не доберутся до Франции, и вот он встречает их в Булони.

Франциск грустно вздохнул: одно ничего – говорят, эта английская девочка чудо как хороша, а он слыл большим поклонником красоты. Хотя, с другой стороны, у французов давно бытовало мнение, что англичанки, даже самые хорошенькие, начисто лишены того обаяния и шарма, которыми небо наделило француженок. Английские розы... Ха! Бледные, невыразительные создания. Нет в англичанках этакой изюминки... Ну, да ладно – Мэри Тюдор, так Мэри Тюдор. Ей семнадцать, а Валуа пятьдесят шесть, хотя выглядит он на все семьдесят. Несколько староват для игр в постели.

А новая королева Франции в это время сидела на корме плывшей к берегу лодки, закутанная от сырого ветра и дождя в меховой плащ, и смотрела на берег широко открытыми огромными глазами цвета сумрачного серого неба над головой. К ней склонилась её гувернантка леди Гилфорд.

– Ваша милость, не переживайте так. Что подумают о вас эти французы, если увидят, какая печальная невеста короля к ним приехала?

* * *

Мэри как раз не была печальна: её бледность и измученный вид являлись отголосками тех мучительных четырех дней, когда их флотилия не могла пристать к берегу и носилась по морю, кидаемая штормом из стороны в сторону. Сейчас Мэри испытывала даже интерес. Звон колоколов, залпы орудий, толпа на берегу, высыпавшая встречать её, несмотря на непрекращающийся дождь!..

Наконец лодка причалила, и сидевший подле Мэри герцог Норфолк сделал знак самому сильному и рослому из английских дворян:

– Сэр Кристофер Джервейз, возьмите её величество на руки и перенесите на землю её новой родины.

Со своего места Франциск Ангулемский видел, как сильный молодой мужчина бережно несет на руках даму в мехах. Видели это и его спутники, а грубоватый Монморанси, выставляя напоказ свою солдатскую простоту, даже обратился к находящемуся неподалеку Лонгвилю:

– Эй, мсье герцог! Кто это там лапает нашу королеву? Никак это сам достославный Шарль Брэндон?

Лонгвиль даже не удосужился повернуть голову. Скрывая досаду, он делал вид, что тщательно стряхивает воду с берета. Несмотря на все его старания, во Франции распространился слушок, что у Мэри Тюдор в Англии имелся любовник, на что и намекал сейчас грубиян Монморанси. Лонгвиль бросил на него сердитый взгляд. Он никогда не входил в крут веселых молодых людей, окружавших Франциска Ангулемского, да и с самим молодым герцогом состоял в натянутых отношениях. Возможно, устраивая брак Мэри с его королем, он даже хотел сбить спесь с этого зазнавшегося юнца, но сейчас, обращаясь к Франциску, герцог был сама любезность.

– Господа, думаю, мы поступим учтиво и разумно, если поспешим навстречу Марии Английской.

Его слова тут же были приняты. Франциск Ангулемский первым сделал шаг к стоящей на промокшей от дождя ковровой дорожке Марии Тюдор.

Сейчас Мэри представляла собой жалкое зрелище: утомленная трудным путешествием, бледная, с тенями под глазами, в намокшем плаще, мех на капюшоне топорщился, как иголки ежика. Под ногами противно чавкал мокрый ковер. Она чувствовала, что выглядит не так, как должно, и это вызывало в ней дискомфорт; принцесса жалобно оглядывалась на свою свиту, словно ища поддержки. Потом она увидела, как к ней приблизился, соскочив с коня, очень высокий худощавый юноша. Он скинул намокший плащ и предстал перед ней во всем блеске своего белого, сверкающего каменьями, атласного камзола. Мэри только чуть прищурилась, когда он опустился перед ней на колени прямо в лужу на ворсе ковра.

– Мадам! Высокочтимая государыня! Мы бесконечно счастливы быть первым из ваших подданных, кто приветствует вас на земле Франции.

У него были ровные белоснежные зубы и, когда он улыбался, улыбка выглядела просто ослепительной, несмотря на стекавшие по щекам капли дождя. Мэри невольно улыбнулась в ответ.

– Ваше имя, мессир?

Франциску никогда ещё не задавали такого вопроса. Ведь разве не был он первым принцем Франции?

– Я Франсуа де Ангулем, герцог Валуа, правитель Бретани. Я являюсь потомком короля Карла V, племянником и зятем Людовика Французского и отныне – вашим близким родственником, мадам.

Во взгляде Мэри появился интерес. Франсуа Ангулемский! Это он, а не старый Людовик, должен был стать её мужем во Франции, если бы не женился на Клодии Французской, получив с её рукой Бретань. Джейн Попинкорт всегда говорила, что он самый изысканный кавалер Европы, а также великий соблазнитель и охотник за юбками. Мэри невольно оценила ширину плеч и легкость движений его рослого, сильного тела, густые черные волосы, совсем намокшие под дождем. У молодого Франциска было удлиненное лицо с высокими скулами, волевой, чуть выступающий вперед подбородок с ямкой и довольно крупный нос с горбинкой. С первого взгляда он не показался Мэри красавцем, однако таилось в нем нечто... то самое обаяние, какое для мужчины значит куда больше, чем красота для женщины.