— А майору Шустрову?

— Нет-нет, Никлас, боже упаси! — встрепенулся Троев.

— Спасибо, товарищ капитан, за откровенный разговор, — поблагодарил я.

— Пожалуйста, Никлас. Вы все поняли? — Троев посмотрел мне прямо в глаза.

— Так точно, товарищ капитан!

Ночь я провел на дежурстве, в наушниках. Главное, что услышал, — это выступления Сталина и Трумэна.

И. Сталин:

«От имени Советского правительства я обращаюсь к вам, командиры и бойцы Красной армии и армий наших союзников. Победоносные армии союзных держав, ведущих освободительную войну в Европе, разгромили германские войска и соединились на территории Германии. Наша задача и наш долг — добить врага, принудить его сложить оружие и безоговорочно капитулировать. Эту задачу и этот долг перед нашим народом и перед всеми свободолюбивыми народами Красная армия выполнит до конца. Приветствую доблестные войска наших союзников, стоящие теперь на территории Германии плечом к плечу с советскими войсками и преисполненные решимости выполнить свой долг до конца».

Трумэн:

«Объединение наших войск в самом сердце Германии имеет большое значение для всего мира, и мир об этом не забудет. Нации, которые смогли вместе планировать свои действия и вместе сражаться плечом к плечу, несмотря на барьеры в языке, коммуникациях и расстоянии, которые мы успешно преодолели, говорят о том, что они могут жить вместе и работать совместно… во имя мира».

Кроме этих двух замечательных заявлений по поводу встречи наших войск на Эльбе я услышал ночью по радио, что Москва салютовала этому историческому событию залпами из 324 артиллерийских орудий и что пышные торжества по этому поводу прошли на Красной площади в Москве и в США на Таймс-сквер в Нью-Йорке.

Я с таким восторгом докладывал обо всем этом подполковнику Андреенко, что сразу и не заметил, что он мрачнее тучи. По окончании рапорта позволил себе спросить:

— Что с вами, товарищ подполковник? Мне казалось, что я вам сообщаю замечательную новость, а у вас…

Он не дал мне закончить.

— Да, Никлас, — сказал он, — эта новость действительно превосходная. Но вот что ее омрачает. Прочтите это сообщение, — получили сегодня от наших людей с запада. — Подполковник подвинул в мою сторону пару страниц машинописного текста. Я сразу понял, «нашими людьми» он назвал советских агентов.

— Читайте вслух, Никлас, — предложил мне Андреенко.

И я стал читать что-то, показавшееся мне несуразным:

— «Русские — монголы. Они привыкли, чтобы ими управляли диктаторы от Чингисхана до Сталина. Не изменились и никогда не изменятся. И мы никогда не узнаем почему, пока не станет слишком поздно».

Дочитав, я вслух предположил:

— Это высказывание Геббельса?

— Нет, Никлас, ошибаетесь! — прозвучало в ответ. — Читайте следующий абзац.

И я его прочел тоже вслух:

— «Мы обещали европейцам свободу. И было бы очень плохо, если бы мы не сдержали своего слова. А это может означать войну с Россией».

Я мгновенно вспомнил агентурные данные о том, что премьер-министр Великобритании дал в начале апреля 1945 года приказ начальникам своих штабов о разработке операции внезапного удара по советским войскам — операции «Немыслимое». Согласно этому плану 47 английских и американских дивизий без объявления войны должны были нанести сокрушительный удар Красной армии. Этот удар должны были, согласно тем же данным, поддержать несколько немецких дивизий, содержавшихся в Южной Дании нерасформированными, которых тренировали английские инструкторы. В этой войне против Советского Союза должны были участвовать также, согласно плану, Польша и Венгрия.

— Неужели это слова Черчилля! — воскликнул я.

— Нет, Никлас, снова ошибаетесь! — произнес Андреенко. — Читайте следующий абзац.

И я продолжил читать:

— «Они не имеют военно-воздушных сил… Я сам видел их жалкий транспорт. Это в основном телятники и повозки, запряженные избитыми старыми лошадьми или волами. Моя 3-я в одиночку с небольшим числом жертв может перебить этих русских за шесть недель!»

— Догадался! — рассмеявшись, воскликнул я. — Это сошедший с ума командующий 3-й немецкой танковой армией генерал Хассо фон Мантейфель!

— Нет, это говорит офицерам своего штаба ваш, Никлас, земляк. После Арденн этот американский генерал прославился тем, что в госпитале бил по лицу кулаком своих солдат за то, что они якобы уклоняются от участия в боевых действиях. Я говорю о командующем 3-й американской армией генерале Джордже Паттоне.

Последовала долгая пауза, во время которой подполковник Андреенко взял со стола еще один листок бумаги и сказал:

— А вот еще одно его изречение. Послушайте: «Американцы не понимают простого факта: русские не европейцы, они азиаты. У меня лично нет никакого желания понимать русских. Мне важно знать, сколько свинца или железа надо, чтобы убивать русских, так как все они сучьи сыны, варвары и алкоголики!» — Андреенко посмотрел мне прямо в глаза и произнес: — Ну, Никлас, что вы мне на это скажете?

У меня потемнело в глазах, состояние мое было стрессовым. Если судить по передачам многих американских военных радиостанций, то о командующем 3-й американской говорилось много лестного, радиокомментаторы соревновались в комплиментах в его адрес. И тут мне пришла мысль, которой я решил поделиться с Андреенко:

— А вы не допускаете, что кое-кто из агентуры просто приписывает генералу Паттону этот бред сивой кобылы?

— Что же, по-вашему, план, который разрабатывают британские генералы по приказу Черчилля, — тоже бред сивой кобылы?

— Так точно, товарищ гвардии подполковник, — ответил я. Другого ответа у меня не нашлось.

Разговор с Андреенко меня озадачил…

В моих наушниках — важные новости. Бенито Муссолини пойман при попытке бежать от правосудия вместе с группой немцев, направлявшихся в Альпы. Партизаны, остановившие колонну немцев, узнали дуче. Его и Клару вывели, немцев (по предварительной договоренности) отпустили. Диктатор и его любовница расстреляны и повешены в Милане, на автозаправке у Пьяцца Лорето, вверх ногами.

Радиокомментатор обращает внимание на то, что, когда их ставили к стенке, Муссолини распахнул пальто, показывая, что он не боится казни, а Петаччи пыталась собой заслонить его от пуль… Пожилая женщина подошла к висевшему Муссолини и выстрелила в труп из револьвера пять раз. «Это тебе за пятерых моих сыновей, погибших под Сталинградом», — гневно произнесла она. Еще одно свидетельство сосуществовании Любви и Войны…

(Кстати, впоследствии один из немцев, который ехал в одной колонне с итальянским диктатором, попал к нам в плен, его допрашивала Ана Липко.)