…Великий Тхерем привык воевать на севере, с ненавистным Гондором. Не новостью были враги с востока; на юге же харадримы всегда брали с диких племён обильную и богатую дань – драгоценным красным и чёрным деревом, костью олифантов, невольниками – а если случались мятежи, так с ними Тхерем привык разбираться быстро и жестоко.

Но на сей раз всё пошло совершенно не так.

С Дальнего Юга, из-за Хлавийского хребта, ещё именуемого Хребтом Скелетов, надвигалась орда, какой никогда не помнили в Хриссааде. Даже и близко её нельзя было сравнить с «ордой» из нескольких тысяч «рыбоголовых» орков, что напала на Хоббитанию в 26-м.

Из полуденных земель двигалось великое многолюдство, сравнимое, пожалуй, лишь с воинством Олмера в зените силы и славы. Десятки тысяч воинов дикарских племён, забыв мелкие распри, объединились вокруг некоего вождя – или, может, шамана – по имени Хенна.

Этот самый Хенна явился из ниоткуда. Неведомо как, но сплотил вокруг себя варварские племена, организовал войско, и воины его в одночасье двинулись на север.

Сбив пограничные заставы, они несколькими потоками устремились к обитаемым землям Харада, словно саранча, пожирая и уничтожая всё на своём пути. Регулярное войско харадримов было уже не раз опрокинуто и рассеяно накатывающимися ордами диких племён.

Великий Тхерем готовился к решительной схватке. Для этого сюда и доставлено множество рабов, коим обещана свобода, коль они станут хорошо сражаться.

Здесь, к югу от дремучих лесов, армия Харада намеревалась дать бой и не пропустить врага дальше на север.

Воевать в джунглях харадримы не слишком любили, боевым олифантам (которых, кстати, за всё время странствий по Тхерему Фолко так и не увидел) не развернуться в зарослях. А позволить дикарям, что привычны к чащобам далёкого юга, закрепиться в лесах в нескольких днях пути от столицы, тоже нельзя…

Рагнур останавливал пленника, переводил друзьям.

– Что за «Хенна» такой и откуда он взялся? – настойчиво спрашивал хоббит, но харадрим так и не ответил, просто не знал.

Зато он точно знал – и клялся в этом всеми своими многочисленными жёнами, – что золотоволосая роханская пленница, из-за которой поднялся такой переполох, так и не была найдена – ни живой, ни мёртвой.

Однако если она жива, то единственное место, где она могла очутиться, – это караван невольников.

Хоббит и гномы переглянулись.

– Дельные мысли в умные головы приходят одновременно, – буркнул Малыш. – Только как её искать прикажете в этом бедламе, нашу Эовин, а?

– Теперь придётся снова лезть в лагерь, – проворчал Торин.

– А может, обменять её у харадримов на этого жирного тысячника? – предложил Рагнур.

– Тебе лучше знать, пойдут они на такую сделку или нет, – пожал плечами Фолко.

– Может, и пойдут… только потом всё равно из кожи вон вылезут, чтобы стереть нас с лица земли, – пробормотал кхандец. – Нет, в покое точно не оставят, несмотря на эти орды…

Суета в лагере тем временем стихала.

– Сейчас они хватятся этого красавца, – заметил Фолко.

– Да, надо уходить, – спохватился Рагнур. – Поднимайтесь, поднимайтесь! Пока они ещё не спустили собак…

– А этого? – Малыш с самым что ни на есть кровожадным видом потянулся к кинжалу. Пленник затрепетал.

– Оставим тут. Не позже утра его отыщут, – ответил Фолко, торопливо собирая нехитрый походный скарб. – Лишнюю кровь на себя брать…

– И то верно, – одобрил Торин. – Мы ж не головорезы!

Четыре облачённые в плащи фигуры скрылись во мраке. Связанный тхеремский тысячник остался на земле, с трудом веря в собственное спасение.

Над всем Средиземьем застыла ночь. Застыла в тревожном ожидании – что-то принесёт с собою рассвет?

Побережье Белфаласа, ночь, 13 августа 1732 года

Всё время, пока Фолко, Торин и Малыш путешествовали от Хорнбурга до Умбара и далее, пока собирался флот Морского Народа и вершились остальные события, берегом сперва Минхириата, а потом Белфаласа пробиралась странная пара – неуклюжий толстый всадник в сопровождении свирепого пса. Точно безумные, они обшаривали каждый фут берега, питаясь тем, что добывали скудной прибрежной охотой и рыбалкой.

Сборщик податей Миллог и осиротевший пёс искали труп Серого.

Земли к северо-востоку от моря Рун, Восточный тракт и пещера Золотого Дракона, зима 1726–1727 годов

…Восточный тракт нескончаем. Он, словно линяющая и сбрасывающая кожу змея, меняет прозвания и вид – то широкая мощённая древними плитами дорога, то пыльный просёлок, то узкая тележная колея через степные моря, а то и вовсе тайные подгорные тропы – но тянется, тянется, опоясывает Средиземье великим кольцом.

Друзья оставили позади Хоббитанию и Пригорье. Миновали занятые истерлингами просторы Арнора, прошли приснопамятную Заверть.

Девятеро больше не говорили с хоббитом, а сам хоббит не говорил о них с гномами.

Обещание надо было выполнять.

С великой войны прошло уже четыре года, и пришельцы с востока успели обосноваться здесь вполне по-хозяйски. Истерлинги увлекли с собой множество мелких и зависимых племён, имён которых путники не знали. Лучшие земли к западу достались, конечно же, самим истерлингам, мелюзга довольствовалась бывшим Ангмаром и прочими местами, по мысли Фолко – донельзя мрачными и безрадостными.

Но, видать, новым хозяевам они нравились больше покинутой родины.

На богатое оружие и невиданную броню друзей нашлись охотники, устроившие засаду на тракте; однако подвела их жадность, им непременно хотелось заполучить и пони, и вожделенные доспехи; первых – живыми, вторые – неповреждёнными.

Стрела хоббита сбила дозорного с вершины вяза; Торин закрутил топор вокруг себя и, взревев, ринулся прямо на выскочивших разбойников; Малыш, как всегда, ткал в воздухе огненную сеть росчерков двумя своими клинками.

Разбойники оказались сообразительны и дали стрекача с похвальной быстротой.

– Трусы! – орал им вслед Маленький Гном, потрясая мечом и дагой. – Встретьте нас лицом к лицу и умрите, как полагается мужам и воинам!..

– Хорош вопить, Строри, я сейчас оглохну. Не будут они встречать нас лицом к лицу. Эвон, как драпают!..

– И опять я никого не зарубил из этих негодяев, – печалился Малыш, когда они двинулись дальше, оттащив в придорожную канаву двоих убитых бандитов – дозорного с простреленной хоббитом грудью и коренастого вожака, которому Торин безо всяких фокусов снёс лохматую башку.

– Ничего, разбойников ещё на всех хватит, – заметил хоббит, не забыв выдернуть из тела свою стрелу.

Ривенделл они оставили по левую руку. Никому не хотелось глядеть на некогда прекрасное место, эльфийскую твердыню, откуда ушли свет и счастье. Да и что там было делать? Уходя, эльфы вывезли всё – включая книги.