– Не надо мне лапшу на уши вешать – строго сказала Даша.

– Ладно, – сдалась подруга, – если честно, то было до такой степени смешно и грустно одновременно, что стало смешно.

– О, заплёт, – Даша от удивления открыла рот, – ты сама-то хоть поняла, что сказала?

– Ну, это всё так сложно, ну, как тебе объяснить… Понимаешь, я как проклятая вкалывала, а забеременела и стала ненужной, а эта вообще ничего не сделала, просто наврала, что беременная, и на ней женились. Ну как так?

Даша тяжело вздохнула и покачала головой.

– Таня, ты, похоже, до сих пор не поняла своего положения в той семье. Там на тебе никто никогда не собирался жениться. Им нужна была бесплатная прислуга, и ты ей стала, а твой Игорёчек настолько беспринципен, что спал с тобой ради того, чтобы ты продолжала оставаться в доме и вкалывать, лишь бы денежки не терять. Там не было любви, там не было элементарного уважения, да они сами себя не уважают, не то, что других. Там просто собирались совершить махинацию на большие бабосы и посадить тебя в тюрьму, сделать козлом отпущения, в твоём случае козой. А ребёнок им вообще, как кость в горле, он же мог сослужить роль смягчения обвинения, и тогда бы всё пошло не так. Знаешь, Тань, забудь ты про это всё… Вот просто подними руку высоко и резко опусти со словами: «Да пошло оно всё…». Да кто там ноет?

Даша и сама услышала чьё-то хныканье у печки, осмотрелась вокруг себя и никого не увидела.

– Слушай, может и вправду домовой? – предположила она, – только чего он плачет?

– А нам нянечка в детдоме рассказывала, что в старину бывали случаи, когда домовые выходили за околицу, и плакали все вместе.

– Ну, и что сие обозначало?

– Она говорила, что происходили такие вещи либо перед войной, либо перед годом неурожайным, когда много людей умирало от голода.

– А об одиночных стенаниях домовых ничего она не рассказывала?

– Нет, не рассказывала, – Таня тяжело вздохнула, – может, это только означает, что с Пашей что-нибудь случится?

– Не думаю, – задумчиво произнесла Даша, – домовые не так предупреждают. Они по ночам приходят и душат. А потом ты спрашиваешь к худу или добру и они тебе отвечают.

– Ну, так Паша же здесь ещё ни разу не ночевал. Может, поэтому он и плачет, что другого варианта предупредить не было.

– А мы тогда тут причём? Ну, и плакал бы ему, нам зачем тут плакать? Мы-то что можем сделать?

– А может, он нас предупреждает, – Таня схватилась за голову.

– Дура ты Танька. Сама придумала, сама же и испугалась, – Даша постучала себе по голове, – ку-ку, девушка, очнитесь, у нас свои домовые для этого есть.

– Ну, зачем-то же он плачет, – стала настаивать Таня.

– Да может это не домовой, может это крыса в капкан попалась, и орёт там благим матом, а мы тут фантазии развели. И вообще, марш отсюда, нечего тебе краской дышать. Иди, вон, на крылечке посиди.

– Не буду я сидеть, – пробурчала Таня, – я тоже помогать хочу. Вечно у меня всё отбирают, ничего делать не дают. Я тогда траву пока подергаю во дворе, а то всё заросло, еле к дому пробрались.

– Во, иди, подёргай, – обрадовалась Даша, – займись делом, меньше всякая фигня в голову лезть будет.

Даша продолжила красить. На побелку краска ложилась плохо, и приходилось одно и то же место прокрашивать по нескольку раз, и это ужасно раздражало. К тому же Таня уже завела её со своими страшилками, поэтому, когда возле печки раздался очередной всхлип, девушка плюнула со злости и спросила:

– Э, кто там ноет? Если ты домовой, дай мне знак.

За печкой что-то зашербуршало и загрохотало.

– Ага, значит домовой. А плачешь чего? Хотя нет, так не пойдёт, ты всё равно не ответишь. Знаешь что, иди-ка ты сходи в гости к нашему домовому Дормидонту, и расскажи ему свои горе – печали, а я пока печь докрашу, и будь любезен, не мешай мне доброе дело делать.

За печкой стало тихо и девушка, с облегчением выдохнув, доделала работу. Выйдя во двор, она застала Таню воюющую с сорняками. Некоторые были выше её почти на голову, но никто не мог устоять под натиском ведьмы, особенно если у неё в руках была тяпка. Девушка грозно размахивала ей и трава сама собой укладывалась на землю.

– Во даёшь, – удивилась Даша, и весело спросила, – где инструмент надыбала?

– Да тут была, прямо к крыльцу прислонённая. Я хотела было в сарай пойти, посмотреть, может там чего есть, а тут смотрю – стоит.

– Всё, хорош развлекаться, пошли домой. А то эти добрые дела, если честно, уже поперёк горла стоят. Хочу просто, без всяких приключений посидеть дома, телевизор посмотреть, да просто побездельничать. Мы ему дом помыли? Помыли. А остальное сам пусть делает, немаленький. Ты матрацы приготовь, а в дом не тащи, пусть сам работает, а то вырастим очередного дармоеда на своей шее.

– Даш, ты чего завелась? – удивлённо спросила Таня.

– Да, сама не знаю, – призналась та, – надоело уже, как армия спасения работаю, краской вся насквозь уже провонялась, а собственный забор так и не доделала. Я же его хотела цветами расписать, вон, смотри, как здорово должно получиться.

Даша достала телефон из кармана, включила его и удивленно замерла:

– Не понял…

Телефон показывал, что в деревне есть связь.

– Фига себе, это что, теперь можно просто взять телефон и позвонить? Да ладно, – Даша не верила своим глазам, – неужели и на нашей улице опрокинулась фура с пряниками? Маам, – девушка тут же позвонила маме, – ты представляешь, у нас в деревне связь есть. Я стою возле нашего дома и тебе звоню.

Даша болтала с мамой, а Таня, постояв минутку рядом с подругой, тихонько шла к дому и не заметила, как из леса вынырнула полицейская машина. Она лихо въехала на деревенскую улицу и резко притормозила возле Тани. Даша, стоявшая в это время спиной к дороге, услышав визг тормозов, испугалась, вздрогнула и выронила телефон из рук. Но упасть он не успел, у девушки в голове промелькнула мысль: «Стоять» и он завис буквально в сантиметре от земли.

– Хм, какая полезная вещь, этот дар, – промелькнуло у неё в голове.

Даша быстро, почти незаметно, притянула к себе телефон, посмотрела на залихватски выскакивающего из машины Пашку, и ругнулась:

– Пашка, паразит, да чтоб тебя…

Даша едва сдержалась, чтобы не продолжить, потому что у Тани, от испуга подкосились ноги, и она плюхнулась в дорожную пыль.

– Ой,