год ее цикла — полагаю, потому что в возрасте восемнадцати лет Блейз получил бы полномочия, необходимые ему для выхода из Колонии Двенадцать по своему желанию. Он планировал использовать эти учетные данные, чтобы получить доступ к Учреждению Двенадцать и вернуть Воробья — после чего они смогут спокойно прожить еще один цикл. Я делал то, что мне было приказано в течение первых двух циклов, но Блейз так и не вернулся за Сайрой. Сказать, что она была разочарована, было бы несправедливо. Ее здоровье ухудшилось, а ее разочарование вылилось в летаргию, которая в конечном итоге оказалась фатальной. Я ничего не мог сделать, кроме как следить за ее деградацией и при необходимости применять успокоительные средства. В каждом из этих двух циклов Воробей не доживала до тридцатилетнего возраста. Я был создан, чтобы ухаживать за пациентами-людьми, Шарли, — говорил Фрэнк, его динамики перешли на низкий гул. — Людьми с их хрупкими телами и ограниченным сроком жизни. Я не был создан для того, чтобы постоянно терпеть деградацию и смерть одного пациента — пациента, о котором я заботился с самого рождения. Наблюдение за болезненным спадом Воробья во время второго цикла, должно быть, запустило какой-то протокол сохранения, спрятанный глубоко в моем коде. Я не мог подвергнуть ее проекции в третий раз. Я не мог умышленно совершить действие, которое привело бы к смерти моего пациента. Так что с тех пор я не показывал ей проекцию. Когда Воробей обнаружила тебя на камере дрона, я решил действовать в интересах ее сохранения во второй раз: вместо того, чтобы утилизировать тебя, я решил восстановить твое тяжелораненое тело и сохранить тебе жизнь.

Фрэнк сделал паузу. Если он ждал благодарности, то зря. Он проржавеет, прежде чем я поблагодарю его за что-либо — меньше всего за то, что пощадил меня, когда я не сделала ни одной вещи, чтобы причинить ему боль. Если люди не беспокоили меня, я их не трогала. Это был нормальный, приличный поступок. Я не собиралась пресмыкаться из-за того, что кто-то вел себя порядочно.

Прошло еще мгновение, и Фрэнк продолжил:

— Заинтересованность Воробья в тебе была немедленной и сильной. Я не сомневаюсь, что ваши генетические структуры каким-то образом связаны…

— Возможно, она связана с Блейзом, — прорычала я, защищаясь, — но не со мной. Я ее не знаю.

— Возможно, — согласился Фрэнк. — Но если я прав, и ваша общая связь изменила вашу генетику, тогда есть часть тебя, которая помнит Воробья. Я не призываю тебя к какой-либо близости с ней, — добавил он, когда я начала протестовать. — Я просто хотел, чтобы ты поняла всю тяжесть своего влияния на ее действия и объем власти, которой ты обладаешь. И я бы попросил тебя относиться к ней терпеливо, с добротой, пока ваши циклы пересекаются.

— Я буду относиться к ней так же, как и ко всем остальным: пока она добра ко мне, я буду мила к ней. Но это все.

Я снова села на корточки и направилась к двери. Я не могла сидеть здесь в темноте с Фрэнком ни минуты. Я не могла ждать, когда сомнения и гнев захлестнут меня. Я должна уйти отсюда. Я должна была что-то сделать своими руками.

— Куда ты идешь? — крикнул Фрэнк, когда я открыла двери.

— Я собираюсь разжечь огонь.

— Зачем?

— Чтобы поесть и вскипятить чертову воду.

— В фургоне есть плита…

— Да ну, я не хочу плитку! — огрызнулась я. — Я хочу что-нибудь сжечь — и я не особо в этом разбираюсь.

Фрэнк, кажется, не понимал моей угрозы:

— Очень хорошо. Я помогу тебе.

Он шаркал позади меня, согнувшись пополам, пока не выпрыгнул из фургона. Затем он выпрямился во весь рост с пугающей скоростью.

— Шарли?

— Что?

— Есть еще один вопрос, который я хотел бы, чтобы мы обсудили. Это связано с твоими новообретенными способностями и тем, как твои гормоны могут повлиять на… Шарли?

— Что?

— Ты слушаешь?

— Конечно, — бормочу я. Правда в том, что я особо не обращала на Фрэнка внимания: я искала растопку. Я решила, что почувствую себя в тысячу раз лучше из-за всей этой странности, если просто подумаю об этом перед огнем.

— Я уверен, что ты в курсе, что уровень эстрогена у тебя падает, — продолжил Фрэнк.

— Я даже не знаю, что это такое, — прорычала я, хватая с земли охапку мертвых веток. Я прошла к лысому участку земли и грубо бросила ветки. Затем я пошла искать еще несколько кусков дерева значительного размера, чтобы сложить их поверх веток.

Фрэнк следовал за мной. Я ощущала странное тепло его сенсоров, скользящее по моей спине.

— Примерно через семьдесят два часа твой эстроген упадет до критического уровня…

— Отлично.

— … это означает, что у тебя будут гормональные нарушения.

Я только что нашла идеальное полено. Оно было размером с мою руку и уже мертвым три сезона. Эта штука, вероятно, сразу загорится. Плохо было лишь то, что оно было наполовину закопано в землю.

Я присела на корточки и обхватила бревно руками, пока Фрэнк бубнил о моих гормонах. Я уперлась ногами и встала. Полено вырвалось легче, чем я ожидала. Я отшатнулась, на мою броню посыпалась мокрая земля.

Большая часть земли скатилась с меня и упала. Но часть цеплялась за мою броню.

А потом поползла по мне.

— Черт возьми! Господи!

Бревно было покрыто огненными муравьями. Должно быть, это была их нора. Я вырвала середину их города. А теперь, судя по тому, как яростно они сновали к обнаженной коже на моей шее, муравьи по-настоящему разозлились.

Я бросила бревно и стала бить себя в грудь. Я топала ногами, как учил меня Уолтер, когда на моих ботинках могли быть муравьи. Я не хотела, чтобы они залезли мне в сапоги. Я знала, что если меня укусят, место будет чесаться до конца дня. Не было ничего хуже, чем укус огненного муравья в свод стопы.

Фрэнк, похоже, не обращал внимания на новую опасность, в которую я только что попала:

— У вас есть несколько лет опыта гормональных колебаний, но я беспокоюсь о том, какое влияние это окажет на твое окружение теперь, когда твой микрочип скомпрометирован.

— Святое дерьмо! Сколько там этих маленьких ублюдков? — завопила я, отчаянно хлопая себя по ногам.

Ко мне цеплялось больше огненных муравьев, чем я думала. Они не могли прокусить броню, но они искали часть меня, которую они могут укусить — и они были в стольких направлениях, что я не могла остановить их всех. Я уже собиралась упасть на землю и кататься, как