счастливо. Рыжий, конечно, балладу сто раз слышал, и иногда в охотку подпевал, но сам никогда не исполнял, и принялся искать чернила и бумагу, чтоб записать слова, нашёл у мальчишки-принца Жиля, с помощью Андре записал. Дальше принялись подбирать музыку, потому что Андре её толком не помнил, а Рыжий вовсе не знал. И тот же Жиль унюхал, не иначе, как что-то происходит, проник, и заинтересовался – что это тут делают два взрослых могучих мага, и очень удивился – надо же, песенка. И предложил в качестве аккомпанемента музыку ветра – мол, он знает, как сделать, чтоб из всех щелей засвистело, и не просто засвистело, а красиво, и вообще как надо. Оба могучих мага изумились до крайности – надо же, мол, как бывает, и взялись пробовать. Мальчишка заявил, что в комнате толку мало, а вот в большой зале, где ужин – там и каминная труба им в помощь, и щели, и ещё кое-что. И добавил, что его за стол не позовут, потому что он опять провинился, и вообще его почти никогда не зовут, но он спрячется возле камина, он знает, где, и никто его не найдёт. И поможет.

За ужином Рыжий поглядывал на принцессу, и – о радость – принцесса иногда поглядывала на Рыжего. Не прятала глаза испуганно, но – смотрела заинтересованно. Молчала. Когда взялись петь – тоже молчала.

Мальчишка Жиль не подвёл – когда они с Андре стали петь про влюблённого принца, сначала тихонечко подвыл ветром из высоких окон, а потом добавил ещё камин, и что-то ещё… Пели вы когда-нибудь под аккомпанемент ветра? Вот он теперь пел. Как флейта, нет, как много флейт, как сто походных труб, только каждая – со своим неповторимым голосом, и точно в мелодию. И вышло красиво, очень красиво. И его принцесса смотрела, и смотрела не куда-нибудь, а на него, не отводя глаз. И улыбнулась в конце – будто солнечный лучик, в полутёмной-то зале. Ему, не кому-то другому.

И это была победа.

Годфри после ужина попросил дозволения проводить принцессу до её покоев. По дороге она поблагодарила за прекрасную песню, и спросила – а можно ли будет услышать её ещё когда-нибудь. Анриетта не знает такой песни, она бы выучила. И сама Катрин подпевала бы, играет она не так хорошо, как сестра, и… как он.

Ох, каким же мёдом звучали эти простые слова – намного слаще любых комплиментов придворных красавиц!

Ну что же, и эта высота взята. Движемся дальше.

А дальше настало утро, и на рассвете Рыжий отправился за водяными лилиями. Всего-то нужно было доплыть и сорвать, скажем, штуки три.

Он прошёл вчерашней тропинкой, приглушив шаги – не тренированные маги не услышат. Шёл-шёл… и увидел радугу.

Вот прямо радугу – невысокую, но полукруглую, касающуюся концами водной глади. Пригляделся – а там дуга, дуга из мельчайших капелек воды, и управляла ею – конечно же, принцесса. Она сидела на сухой кочке на самом берегу, в простом платье, ловила водной аркой лучи поднявшегося уже солнца… и улыбалась.

Годфри тихо-тихо отступил в камыши. Прошёл назад вдоль берега, нашёл сухое место, сбросил там одежду и осторожно вошёл в воду. Впрочем, принцесса была увлечена, и не обращала на окрестности никакого внимания.

Озеро оказалось глубоким, и внизу встречались какие-то водовороты – в общем, следовало быть осторожным, не зная здешних течений и здешнего дна. Впрочем, он добрался до того места, где росли лилии, нырнул, и ещё не сразу выдернул потребное количество – они крепко держались за дно, а ножа он прихватить не догадался. Взял в зубы стебли – аккуратно, чтоб не повредить – и отправился к принцессе.

Мысль о том, что цветы можно вручить ей, не выходя из воды, возникла по дороге. Отдать, и потом уже плыть к вещам и одеваться. Он плыл к радуге, и думал – а если попробовать проплыть под ней, что будет? Удача? Или неминуемая смерть?

Смерти не случилось, по крайней мере – сразу же. Принцесса увидела его, ойкнула и вскочила на ноги. Он же доплыл, выбрался на берег, отряхнулся и протянул ей цветы.

- Доброго вам утра, моя принцесса. Вот, это для вас.

- Доброго… утра, - она закрыла рот руками и смеялась.

Чего смешного-то?

Потом, правда, осмелела – сделала два шага в его сторону и взяла цветы.

- Где ваша одежда? – спросила. – Где вы её потеряли?

- Почему же потерял? Оставил на берегу. Зачем мочить сорочку лишний раз? Я, конечно, могу и высушить, но в сухой проще, поверьте, моя принцесса. Сейчас обсохну и оденусь.

- Может быть… вам помочь? Скажите, где, я принесу. Я в обуви, мне проще.

Он хотел было сказать, что отлично умеет ходить босиком, но подумал – а пусть помогает. Сама сказала.

- Буду вам весьма благодарен, моя принцесса. Вон там, где начинаются прибрежные кусты. Вы увидите.

Принцесса оглядела его – вот прямо с ног до головы, очевидно смутилась – щёки порозовели. Подняла взгляд на лицо. Да-да, смотри. Хотя бы в лицо. Не отводи глаз. Ниже тоже можно, но – потом.

Она сунула ему лилии, подхватила юбки и побежала в ту сторону, куда он указал. Появилась довольно скоро, принесла всё, даже сапоги. Сложила на кочку, выудила из кучи сорочку.

- Вот, держите. Я не смотрю.

- Смотрите, сколько вам будет угодно, моя принцесса, - подмигнул он. – Я весь ваш, и душой, и телом.

Быстро просунул голову в сорочку, завязал шнурки у ворота. Попытался проделать то же самое на рукавах.

- Позвольте мне, - сказала она, не глядя. – Наверное, это вопиющее нарушение всех правил. Но я только завяжу вам шнурки, не более.

- Буду счастлив принять вашу помощь, - поклонился он.

Принцесса подошла, он протянул руку, и она ловко завязала все шнурки – на одной манжете и на другой. Потом так же подала ему чулки, штаны, сапоги по одному и дублет, и помогла застегнуть пуговицы.

Годфри взял её руки в свои.

- Буду рад тоже помочь вам в чём-нибудь, моя принцесса.

До свадьбы оставалось два дня и две ночи.

Глава тридцать первая, в которой герои размышляют о человеческих отношениях

Катрин проснулась, но глаза открывать не хотела. Вот только что её очаровывал на берегу Лимейского озера юный Вьевилль, совершенно обнажённый и невероятно прекрасный, а ей было всё ещё страшновато, но очень