– Я не загадываю так далеко, прости, – смеется Брайт. – Мы, может, и не выберемся…

– Выберемся. Корабль в Дорн уходит послезавтра! Я намерен успеть на него.

Брайт пытается представить себе эту жизнь, но вместо этого просто ждет очередного разочарования.

– Спасибо, что обещаешь, – шепчет она.

Утыкается лбом в плечо Рейва.

Она почти верит.

Выйти из больничной палаты почему‐то очень страшно. Брайт до конца не может прикинуть, чего именно боится. Просто боится. Без подробностей. Ее сердце гулко бьется, и кровь шумит в висках прибоем – дурной знак. Она поднимает руку, жмет на ручку и, распахнув дверь, замирает.

Прямо напротив нее, словно отражение в зеркале, стоит Шеннен Блан с поднятой рукой, будто она собиралась постучать.

– Шеннен?

– Брайт?

Они молчат еще какое‐то время, потом Шен неопределенно ведет плечом и приглаживает свои блестящие черные волосы.

– Привет. – Она складывает уточкой губы, склоняет голову набок.

– Привет. – Брайт тупит взгляд. Она не чувствует себя разлучницей, но понимает, что ее могут таковой считать. – Если ты пришла скандалить, то не стоит, – быстро говорит Брайт, а потом огибает застывшую на месте Шеннен.

Та разворачивается на каблуках и идет следом.

– Стой. – В ее голосе звучит что‐то отчаянное и очень знакомое, будто Брайт и сама готова вот так звучать, прося, чтобы все происходящее закончилось. – Я не скандалить… я поговорить.

– О чем? О Рейве?

– Допустим. – Шеннен кивает. – Идем, я провожу. Поверь, тебе это нужно.

– Разговор нужен?

– Нет, чтобы я проводила.

Брайт оборачивается и видит совершенно растерянную девчонку, простую как три колета, с покрасневшими щеками. Секунда – и девочка становится аристократкой. Задирает нос, глаза томные, безразличные, спина ровная, плечи расслаблены, походка уверенная.

– Зачем тебе это?

– Как будто ты поймешь, – фыркает она и решительно идет по коридору.

Больничная палата далеко от выхода из здания Академии, и нужно пройти через множество распахнутых дверей, откуда высовываются студенты. Они пялятся, лица кривятся от неприязни или страха, будто перед диким животным. В одной из аудиторий занимается третий курс лечебного, на пороге, скрестив руки на груди, Бэли Теран. Она набирает в грудь воздух, но встречается взглядом с Шеннен и ничего не говорит. Зато стоящий за ее спиной Энг скрипит зубами и напрягается. Но не спешит следом.

Кажется, что благодаря Шеннен Брайт не трогают, будто рядом шагает защитник. Но люди шепчутся и даже бросаются угрозами вроде «Проваливай в свою дыру!» и «Теперь‐то тебя можно проучить!». Это жутко, настроение настолько изменилось, будто Брайт проснулась в параллельной вселенной.

– Что происходит?

– То, что должно было произойти давно. Тебе не рады, Масон.

– Но… я думала, они уже смирились?..

– Нет. Они ждали лекарства, им дороги их шкуры. Каждый втайне надеялся, что, если будет к тебе терпим и добр, твой отец быстрее придумает лекарство и доставит его лично, перевязанное ленточкой. Это просто инстинкт самосохранения, не сомневайся.

Шеннен идет на полшага позади, как телохранительница, ее губы плотно сжаты, она смотрит прямо перед собой.

– Ты поговорить хотела? О чем?

– Ты сбежишь? – интересуется она.

– Полагаю, что да.

– У тебя есть план?

– У Рейва есть план, и я ему доверяю.

– А сама что, уже не такая умная и смелая?

– Угадала, – вздыхает Брайт. – Если вспомнить, что я просто человек, то это будет очевидно.

– Ну… никто не собирается вспоминать, что ты человек.

– Что ты хочешь, Шеннен?

– Чтобы ты ушла.

– Он уйдет со мной.

Шеннен замирает. Они уже дошли до крыльца, и теперь обе ежатся от пронизывающего ветра, обнимают себя руками. Волосы Шен красивым плащом укрывают плечи, она растерянно моргает.

– Уйдет? – Она не удивлена, она разочарована, будто Брайт просто подтвердила неприятный факт.

– Да. Он меня любит.

– Какая чепуха… – уверенно фыркает она, но глаза застывшие и болезненно напряженные, будто из них сейчас польются слезы. – Я не думаю, что он это серьезно.

– Ты думала, что я уйду, а он останется?

Она кивает.

– И скоро меня забудет?

Опять кивает.

– Потому что я просто прихоть?

– Да, да, да, – шепчет она.

Потом на секунду ее каменное выражение лица меняется и проступает немое отчаяние, но очень быстро мимика становится непроницаемой. Шеннен продолжает путь, теперь в идеальной осанке чувствуется невероятное старание, она так хочет казаться безразличной.

– Я не могу в это поверить… Никак не смогу!

– Будет наглостью попросить тебя теперь о помощи?

– Что? – Она дергает плечом.

– Твой брат… нам нужно, чтобы он помог.

– О силы, Брайт Масон, какая ты дура! Ты… и твой отец… вы все разрушили!

– Он не виноват. Он вас не травил и не заражал! Он просто не придумал лекарство. Надеюсь, ты не такая глупая, чтобы это не понять.

– Ну конечно, нет! – Она останавливается и оглядывается по сторонам, чтобы убедиться в приватности разговора. – Я знаю, что вы просто инструмент, но кто просил его лезть сюда? Он сам согласился, Масон! За ошибки нужно отвечать! Он сам на это пошел! Он что… идиот? Он что, ничего не понял?

– Что не понял?

– Что нет никакой болезни! – кричит она.

Брайт смотрит не на Шеннен. Она смотрит на землю вокруг нее и хмурится, потом возвращается к глазам Блан и ищет в них признаки правды, которая неминуемо должна вот-вот прозвучать.

– Почему я это понимаю, а он не понял и приперся сюда? Неужели не ясно, что мы – враждебная страна! Мы не дружим с аркаимцами, даже самыми умными, не нанимаем их на работу! Тщеславие ученых – их собственный убийца! Он хотел излечить нацию и поплатился за это! Все! Точка! Ты страдаешь? А чего хотела? Ты пришла туда, где тебя не ждут, и не звали, и защищать не будут, и, конечно, тебя все ненавидят. Ты не можешь уйти? Так затаись и жди первой возможности! А что в итоге?

– Я потеряла…

– О силы мои, да твой отец умер уже в тот момент, когда впустил Орден в свой дом! Ты его не теряла! Он умер! Хватит тащить все на своих героических страдающих плечах! И тут тебя все ненавидят, и там, и отец у тебя умер, и самый главный враг в тебя влюбился. Какая бедняжка… Теперь оказывается, что и любовь тебе достанется. Ты притягиваешь на наши головы проблемы.