С годами политическое влияние последователей Старца Горы постепенно сошло на нет, но духовное наследие секты прочно укоренилось в мусульманском самосознании, сильно повлияв и на христианскую культуру. Представление о рае, как о саде чувственных наслаждений, стало настолько расхожим, что Эдмунд Спенсер в конце шестнадцатого века, пишет поэтическую книгу «Королева фей», где сад наслаждений – не награда, а испытание, которое настоящий рыцарь преодолевает, не поддавшись соблазну.

Но главная идея, принесенная ассасинами на пир духовных учений, есть абсолютное подчинение ученика воле учителя. Мастер знает короткую дорогу к дверям сада, Мастер стоит на высокой башне и, наблюдая за бредущими по лабиринту, подталкивает их к выходу. Блуждающему толчки могут показаться болезненными, даже смертельными – но это лишь внешняя сторона, на самом деле Мастер всегда прав. Смерть по указанию учителя – не трагедия, а лишь хорошее начало правильного пути.

Суфии развили и обосновали мысли Старца Горы, окутав их флером мистики и священного таинства, а Гурджиев перевез идею жертвенного подчинения в Европу.

После разрушения Аламута монголами условия существования секты резко изменились. Разбить такой роскошный сад уже не было возможности, и в Египте ассасинам пришлось довольствоваться малым. Как пишет Ибн-Батута, великий путешественник четырнадцатого века: «я нашел ассасинов в Александрии, но теперь, утратив самостоятельность, они стали только стрелами, при помощи которых султан поражает своих врагов».

Сад, вернее, небольшая его часть, скорее, лужайка, расположился в подземельях неподалеку от Мемфиса. На поверхности земли наблюдатель мог увидеть лишь основание разрушенной башни да хижины пастухов, пригонявших к ночи отары овец. Вполне вероятно, что, уйдя из Египта, ассасины, внедрившись в среду мамлюков, скопировали привычную обстановку и повторили сад в подземельях «Слона».

В 1252 году султан Египта Бейбарс серией молниеносных кампаний урезал Иерусалимское королевство крестоносцев: на юге были потеряны Яффа, Кейсария и Арсуф, на севере уничтожено Антиохийское княжество. Ранней весной отряды мамлюков осадили реховотскую крепость, на протяжении последних ста тридцати лет принадлежавшую тамплиерам. История падения крепости подробно описана в знаменитой «Хронике», составленной Робером де Клари, рыцарем, лично принимавшим участие в ее обороне.

«Ордена тамплиеров и святого Иоанна заняли почти все важные замки на побережье Палестины, расширив и восстановив их. Но соперничество и прискорбная ревность, разделявшая Ордена, побудили их воспользоваться при строительстве замков противоположными архитектурными стилями. Тамплиеры, которых всегда подозревали в склонности к ереси и таинственным наукам Востока, возродили традицию Юстиниана такой, как она сохранилась в полуразрушенных крепостях северной Сирии. Госпитальеры, в силу своей консервативности, приняли за образец фортификационную школу, процветавшую во Франции.

Ибетлин (реховотская крепость) был несметно богат и построен разумно и прихотливо. Цитадель, мрачное сооружение огромной высоты, осталась без изменений со времен владычества сарацинов, и квартировал в ней Сенешаль и приближенные к нему рыцари. В башнях хранились казна, припасы, содержались пленные, вершились допросы и казни. На территорию замка могли входить только командоры, братья-рыцари и сержанты конвента; оруженосцы, туркополиры и прочий люд допускались лишь к воротам.

Таинственность породила много слухов, и я сам слышал, как один простолюдин рассказывал другому про обряд поклонения Голове, якобы происходящий по воскресеньям в главной башне цитадели. Насколько достоверны его слова, я не могу судить, ибо ни разу не участвовал, не слушал, не был приглашен и не приглашал на отвратительную церемонию подобного рода, и, скорее всего, вся она не более чем плод завистливых выдумок и подлых умыслов. История о Голове следует за орденом, как муха за хвостом коня, и я не могу не привести ее целиком, дабы нелепица дурного вымысла отринула самое себя за грань здравого смысла.

«Один тамплиер, сеньор де Зивон, любил знатную даму де Баламина; но та была отнята у него смертью в совсем еще юном возрасте. В ночь после похорон обезумевший от любви рыцарь проник в могилу, открыл ее и удовлетворил свое желание с безжизненным телом. И тогда из мрака донесся голос, приказывающий ему вернуться на сие место девять месяцев спустя, дабы найти плод своих деяний.

Рыцарь повиновался приказанию, и когда подошло время, снова открыл могилу; меж больших берцовых костей скелета он нашел Голову.

«Не расставайся с ней никогда, – сказал тот же голос, – и она принесет тебе все, чего пожелаешь».

Рыцарь унес Голову с собой, и с того дня всюду, где бы он ни был, во всех делах, какие бы он ни предпринимал, голова была его ангелом-хранителем и помогала ему творить чудеса, а после его смерти стала собственностью ордена».

Большой двор Ибетлина разделялся на две части: во внутренней возвышался огромный Храм дивной красоты, точное подобие разрушенного римлянами Храма Соломона. И был Храм тамплиеров богатым и благородным: все дверные петли и задвижки в нем были выкованы из чистого серебра. Стены Храма покрывала золотая мозаика, а настил был из белого мрамора, такого гладкого и прозрачного, что казалось, будто он из хрусталя. Каждый столб в главном нефе был сделан из яшмы или порфира и приносил исцеления: этот врачевал от боли в пояснице, когда об него терлись, тот снимал боли в боку, а другие помогали от других болезней.

В центре Храма располагалась святая святых, укрытая от нескромных взоров покрывалом из пурпурного бархата, пышно расшитого золотом. В нее заходил только Великий Магистр Ордена в те дни, когда посещал Ибетлин, и была она столь богата, что невозможно ее оценить. Доска жертвенника, где Магистр воскурял благовонную смесь, была из золота и драгоценных камней, расколотых и сплавленных вместе; так приказал сделать один из предыдущих Великих Магистров, а доска эта была длиною в 14 стоп. Жертвенник окружали серебряные столбы, поддерживающие терем, сделанный, как колокольня из литого серебра.

А простолюдины и завистники утверждали, будто в святая святых возвышался идол по имени Бафомет с головой козы и телом человека, но с крыльями и раздвоенными копытами, и Великий Магистр целовал копыта и возливал к основанию хвоста кувшин человеческой крови, которую брали у провинившихся, но все это злостные выдумки и подлые сплетни. К ним же относятся домыслы, будто рыцари, давшие обет безбрачия, утешают свое влечение противным природе способом, изливая пламя похоти на мальчишек-сарацинов, которых они вылавливают по всей округе и отвозят в замок для противоестественных утех, а, насытившись, казнят страшной казнью, о которой я расскажу дальше.

У кольца великих врат Храма, полностью выкованных из чистейшего серебра, висела трубка, сделанная из неизвестного сплава; а величиной она была с пастуший рожок. Когда больной человек, терзаемый недугом вроде пучения живота, вставлял в рот эту трубку, то едва лишь он ее, бывало, вставит, как трубка прилипала к его горлу и высасывала из него всю немочь, так что вся она вытекала вон через глотку. И трубка держала больного весьма крепко, заставляя его изнемогать от натуги, закатывая глаза, и не мог он уйти до тех пор, пока трубка не заканчивала свою работу. А кто был больше болен, того трубка и держала дольше; если же ее брал в рот здоровый человек, то трубка не держала его ни мало, ни много. Ранее хранилась чудесная трубка в монастыре святой Софии, что в Константинополе, но после взятия города доблестным франкским воинством, отобрали волшебную реликвию у греков, исказивших праведное учение, и с большими почестями и торжественностью перевезли на Святую Землю, где водрузили в Храме Ибетлина, приносить исцеление рыцарям святого Ордена.